На этом месте я чуть запнулась, но тут же отогнала мысль, как муху.

— Может, кредит возьмём?

— Взять кредит, чтобы тут же его отдать? И ещё три года тянуть кабалу? Никакой радости! Нет уж!

— Ну, я не знаю. Вообще, мне тут работу предложили. Только придётся пойти на подлог.

— Что?! Нет. Нет, сын, ни за что! Если ты ещё куда-то вляпаешься, наш бюджет не выдержит и треснет, как моё платье!

— Какое платье?

— А, это я так, к слову. Никакого подлога! А что за работа?

— Да как мечталось — дальнобойщиком. Но там же только с двадцати одного года. А на категорию я сдам — в армии научили, целый год грузовик водил.

Я про грузовик уже не слышала, уставившись на сына изумлённым взглядом. Господи, неужели это я его родила? Неужели это моя плоть и кровь, часть от части меня? Ну, как можно мечтать стать дальнобойщиком?!! Ужас какой-то!

— Мам! Ма! Ты заснула что ли? Отомри!

Отомри! Да лучше бы мне умереть! Целый год эта глупая армия, от которой его некому было отмазать, какой-то дурацкий грузовик, и вездеходы какие-то дурацкие, бронетранспортёры бесконечные, танки, длинномеры с брёвнами, и вот, пожалуйста — достойный финал — дальнобойщик! Я для этого его родила?!

— Так как, мам? Накинем мне годик? Смогу зарабатывать! А то в ПАТП денег мало платят, а за рейсы больше будут накидывать. Да и грузовик лучше автобуса.

Я страдальчески оглядываю своего мальчика. Накинуть годик! Он, конечно, не женщина, но увеличивать свой возраст ради денег просто глупо. И опасно. Знаю я, как трудно быть дальнобойщиком. Всякие налёты и захваты грузов, и аварии всякие, да и на деньги ещё могут кинуть. А потом по бабе в каждом городе. Нет!

— Нет! — говорю я вслух, — ни за что!

— Так, а как тогда?

— Продадим что-нибудь.

Сын неуважительно крутит себе у виска, бросая этим камень в мой огород.

— Ой, мам, помнишь наш любимый мультик? Чтобы продать что-нибудь ненужное, надо сначала купить что-нибудь ненужное, а у нас денег нет!

— Зато есть кое-что, не очень нужное или же очень ненужное, зато роскошное. Точно денег много стоит.

Я с тяжким вздохом достаю и ставлю перед сыном чёрную коробочку. Мы с ним с восхищением смотрим на гранатовую каплю. Надежда вспыхивает в нас алмазными праздничными бликами.

— А это откуда?

— От верблюда, — и я мрачно захлопываю коробочку.

О, мой кулон! А я только привыкла к мысли о том, что он у меня есть, и даже прикинула, куда и с чем я смогу его носить…

***

— Тарик, дорогой. Могу я-таки тебе что-то нашептать, дружище?

— Слушаю тебя, Яша, шепчи, друг, прямо в трубку шепчи.

— Я-таки подумал, что тот наборчик с рубинами, который ты просил меня почистить, тебе очень пригодится для некой дамы, и я-таки его почистил после магазинной пыли. Ха! За такую стоимость он мог умереть в той витрине, если бы не твоя щедрость! Надеюсь, дама стоила твоего корыстного бескорыстия?

— Ближе к делу, Яша! Что такое?

— Я-таки уже приблизился, да ты перебил. В один из моих ломбардов поступил чудесный кулон с того рубинового набора.

— Врёшь!

— Новости врут! А Яков Малевич говорит то, что знает. Рубиновая капля в окружении алмазных брызг на золотой цепочке. Сдал молодой парень.

— Паспортные данные?

— Я-таки догадался записать, Тарик, и ты пиши, дружище. Анатолий Алексеевич Малинин…

***

Закрыв бутик, мы вышли в холл торгового центра и синхронно покачали спины, отерев ещё руками поясницы. Ах, какими мы трое были двадцать лет назад! Даже Ленуся была хороша, а уж мы с Викусей — просто фемины. Как же сложно входить в новый статус, в котором в принципе существуют затекшие поясницы!

— Девки, а давайте в кафе посидим? — вдруг предлагает Ленуся, — я выпивку оплачу.

Мы с Викусей тревожно переглядываемся. В нашей троице Ленуся вечно на отшибе, не сложилось у нас с ней такой душевной дружбы, как с Викусей. Да и такие предложения не в духе вечно прижимистой Ленки.

— Да не коситесь вы! Никакой подставы! Ну, просто, хреново мне! Блин, столько лет втроём тряпками торгуем! Можете вы хоть раз мои сопли выслушать?

Мы переглядываемся снова и киваем. Спускаемся вниз и переходим дорогу. Кофейня уже опустела, и мы занимаем столик в дальнем углу зала. Коньяк, кофе, мартини, сыр и оливки, безе с эклерами, фруктовая нарезочка, и мы, склонившись голова к голове, тихо шепчемся о своём, о женском.

— Хорошо вам, сучкам, у вас всё сложилось, — начинает Ленуся, — у Вики этот Генка твой малохольный, девчонки, свекровь с огородом, ты, блин, дура, в мать-одиночку играешь, а сама то на море, то на турбазы ездишь с кавалерами. А мне, представляете, не везёт. Ну, нет у меня изюма какого-то, как у вас. Меняю мужиков, а они все какие-то пресные попадаются, словно их с детства не досолили, не доложили в них перца. Вот и не прикипела ни к кому. И вот наконец попался один.

— Ну, хоть не два, — пытается шутить Викуся.