— Нет, мы скажем, что придумали план. Правда, пока не совсем.

— То есть ты хочешь ехать к русским, но не знаешь зачем?

— Я знаю, Бо, какой вопрос себе задать, это главное!

— Поясни, пожалуйста, что ты имеешь в виду?

— Если есть вопрос, то и ответ найдётся.

— А ты в этом полностью уверен?

— А что, есть ещё варианты?

— Нет, вариантов нет.

— Тогда — в путь!

— В путь.

**

Вскоре вся компания, за исключением работающей в «Билли Бонсе» Оливии, уехала в Сталинград. Почти на все наличные ребята сняли на пару месяцев симпатичный двухэтажный каменный домик недалеко от Волги. Жильё им всем понравилось. У каждого появилась собственная комната на втором этаже, а на первом их объединяла общая гостиная с креслами, стареньким диванчиком, печкой со стеклянной закопчённой дверцей и круглым столом посредине. Там они проводили совместные вечера.

— Лекс, а что мы тут тусуемся и ничего не делаем? — уже на следующий день спросил у него нетерпеливый Англичанин. — Мы сюда что, отдыхать приехали? Давай уже что-то мутить?

— Что именно? — спокойно ответил Доктор.

— Ак, я не знаю… — начал было Англичанин.

— Вот и я не знаю, — остановил его Доктор. — Оливер, торопись медленно. Я поставил перед собой задачу и теперь решаю, как воплотить её в жизнь. Но для этого мне нужно отвлечься, заставить мозг работать в фоновом режиме. В общем, сначала я продумаю, что мы будем делать, а уже потом буду действовать, договорились? Не стоит скакать галопом по Европам и махать шашкой наобум, согласен?

— Так-то оно так, — нехотя согласился молодой и горячий Англичанин, и на этом разговор оборвался, чтобы повториться на следующий вечер. Но Саша только отмахивался от него, слушая, как Лой рассказывал историю своего родного Альбиона — самого дальнего полиса, тоже относящегося к Аквилейскому узлу, вместе с Ахеей, Ганзой и Эламом.

— У нас как было? Синьор Тино Плаци с компаньонами вложили свои кровные и в первую очередь построили инженерку* (инженерные коммуникации) на участках. Стока денег вбухали, шо я бы за полжизни не прогулял, хотя, если с Оливером, то поднатужились бы и справились за год, наверное. Но никто не захотел, шобы мы провернули такой рекорд. Пусть теперь локти кусают и ими же давятся, жлобы. Да не о том разговоры. Слухай дальше.

Всё сделали в тютельку, шо комар носу не подточит: и энергия солнца, и био-переработка мусора, и метановые поля, не буду всё перечислять, вы не запомните и так. Срослось, как у нормальных людей, и даже немножечко лучше. Шо дальше. На этой земле разрешили создавать кооперативы, прокредитовали их под ипотечный госпроцент, ноль девять, по-моему, точно не скажу, помню, шо хорошая цифра, была бы женщина — женился б на такой.

Лойер почесал нос.

— Так я тебе шо хочу сказать, Док. Ты не поверишь, я захотел моргнуть, закрыл глаза, открыл, а уже всё раскупили: и одноэтажки, и двушки, и таунхаусы, и многоподъездники, и всё вокруг. Смели, как дефицит на распродаже. Считай на пальцах — кооперативу не нужно ни заказчика, ни застройщика, не надо нести расходов на инженерку, на аренду земли и уплату процентов за всё это, сомнительное удовольствие. Дёшево и сердито, согласись, для пайщика-то.

Кооперативы у нас создавались махом, тут же голосовали, выбирались, находили через тендеры подрядчиков и строили по частям. Сначала сети, например, и тогда следующие — те, кто строит фундаменты, их перепроверяли, очень серьёзно причём. Потому как с момента приёмки работ ответственность за объекты переходила новому подрядчику. Стены, кровля, внутренняя отделка, социальные объекты, общественные пространства — всё у нас взаимосвязано. Ландшафтный план застройки тоже утверждали всем кооперативом.

Но самая красота — это юридические схемы…

Видя, что Доктор буквально заслушивается его объяснениями, Лойер рассказывал, пояснял тонкости и был весьма счастлив, что его знания кого-то заинтересовали. Бо тоже прислушивалась, но с гораздо меньшим интересом, а вот Англичанин больше молчал, что удивительно, кстати. Лишь однажды, день на третий, наедине, Оливер признался Алексу в чём причина его молчаливости:

— Ты знаешь, Лекс, я ведь раньше чертовски много языком чесал. Без остановки. Просто не мог слышать паузу в разговоре, мне всегда хотелось её заполнить. Всегда. А потом до меня дошло, что нужно сначала думать, а потом говорить, короче. И, если поговорить не о чем, то лучше помолчать. Но для меня это чертовски сложно, потому что я не смогу остановиться, если начну. Поэтому сейчас я учусь молчать, как думаешь, получится?

— Неиспользуемые нейронные связи медленно исчезают — это основа основ.

— То есть? Я в медицине не силён, если что, ты мне по-простому лучше.

— Чем меньше ты чем-то занимаешься, тем хуже у тебя это получается. Например, твоё желание болтать — это некий паттерн поведения, зашифрованный в определённой взаимосвязи нейронов из различных отделов мозга. Чем реже ты чем-то пользуешься, тем связи слабее, а чем чаще, тем сильнее. То есть психика влияет на физиологию и наоборот. Так что разучиться можно, да и научиться несложно. Иногда даже за две-три недели. Тем более, что поведенческие модели меняются намного проще, в отличие от умения ходить, например, хотя бы потому, что это разные отделы мозга.

— Что-то я мало, чего понял. Ты мне прямо скажи, получится у меня или нет?

— А это уже от тебя зависит, Олли. От твоей силы воли, твоего самосознания.

— Ни черта мне не понятно! — недовольно произнёс Англичанин и замолчал.

— Знаешь, что умные и уважаемые в нашей среде люди говорят о молчании?

— Что?

— Что молчун умнее болтуна.

— М-м-м, — промычал Олли, запоминая эту фразу.

— Вот видишь, у тебя уже получается! — обратил на это внимание Лекс.