А он, окрылённый успехом, по дороге к своей квартире решил заехать к дяде Гаспару и тёте Гаяне. Давно он что-то у них не был, да и их прошлое приглашение как нельзя кстати всплыло в памяти. Купив букетик цветов и литровую бутылочку красного вина, он завернул к ним. Старики обрадовались: Гаяне засмущалась и даже прослезилась, принимая подарок, а дядя Гаспар тут же повесил на дверь табличку «Закрыто», отставил в сторонку вино, купленное Алеком, спустился вниз, в погреб, и принёс оттуда графинчик с тёмным коньком или бренди, сразу и не разберёшь.

Напиток оказался таким приятным и душевным, что парень засиделся у стариков до поздней ночи, с удовольствием слушая рассказы о маленьком себе, о своём молодом отце, с которым он нынче редко виделся, да и раньше не особо часто. Вскоре хозяева начали вспоминать о событиях из собственной жизни, и путь повествования плавно перешёл к их детям. У Гаяне с Гаспаром было четверо взрослых уже ребят, которых Алек никогда их не видел, а тут выпили крепкого напитка, расслабились и понесло их на те самые застольные беседы пожилых людей, поднимающих наверх драгоценные пласты прошлого, ворошащих труху былых событий и незаметно меняющих саму паутину памяти.

— Я родила ему первого в семнадцать лет, мы назвали его Иглесио, в честь моего кумира юности — Иглесио Карнавальо, ты слыхал о таком? О! Божественный голос, я дважды была на его концертах, а однажды мы с девками даже…

— Моя дорогая Гаянэ, свэт моих очэй, расскажи парню интерэсное щто-то, а не про твои хали-гали! — поднял вверх бокал Гаспар, выпил из него глоток и снова откинулся в мягкое массажное кресло. — Начала про дэтэй, так нэ скачи по карнавалам, а так и скажи — у нас два сына и ровно столько же дочь. Старшего зовут так-то, остальных так-то. Нэ знаэт Алек этого петуха-певца-танцора, зачем ему твои истории?

— Ай, тебе лишь бы перебить, — махнула рукой Гаяне. — Дай мне дорассказать мальчику про концерт, ему точно будет интересно, какие они раньше были. Нынче таких днём с огнём не сыщешь!

— Куда ему это?! — спорил с ней Гаспар, — Где ему это надо?! Зачем сорить бэседу тем, что нэ интэрэсно человэеку, а? Скажи ей, Алек, дорогой!

— Дядя Гаспар! — вдруг вклинился в их спор Алекс. — Тётя Гаяне, можно я у вас спрошу, что мне будет интересно услышать, а вам — рассказать мне? А? Чтобы без споров…

— Канэшна! — снова поднял вверх бокал хозяин дома и ещё чуток выпил. — Вот так и надо! Вот это мужское слово, маладэц! Спращивай, нэ стэсняйса, дарагой.

— Я бы тогда хотел узнать про ваших детей. У вас же их четверо…

— Четверо, да.

— А как вы любите стольких детей?

Гаспар с Гаяне непонимающе переглянулись.

— Ну, я имею в виду, ведь нельзя их всех любить абсолютно одинаково. Значит, кого-то меньше, а кого-то больше, что ли? То есть, есть какой-то не очень любимый ребёнок, или как?

— Зачем нэлюбимий? Нэт никакой нэлюбимих! — даже потряс головой Гаспар.

— Так, а как тогда вы их любите? — повторил Алек свой вопрос.

— Так и любим. Они же все разные! — тоже не поняла Гаяне.

— Ну и что?

— У тебя просто детей нет, ты не до конца понимаешь это чувство. Нельзя любить одинаково разных людей. Ты же понимаешь? Нет? Не понял? Тогда, тогда… вот смотри, я приведу тебе пример, — тоже сделала глоток из бокала тётушка и на пару секунд задумалась. — Скажи, ты любишь сестёр?

— Сестёр? — недопетрил* (не совсем точно понял смысл вопроса) Алек.

— Да, сестёр.

— Люблю.

— А ты любишь мать?

— Ну… люблю, а причём тут это?

— Согласись, что сестёр ты любишь, как сестёр, а мать — как мать, да ведь?

— Ну, как бы да…

— И так ко всему на свете нужно относиться, — легко произнесла она. — Мы любим Иглесио или Азата…

— Второго сына я назвал Азат, в чэсть дэда! — снова поднял бокал Гаспар, потряс головой и совершенно законно выпил за деда.

— Или девчонок — Франческу и Милену…

— Милена — в чэсть бабки моэй, — подлил из графина Гаспар, прищурился и показал на напиток. — Хорош? Пятнадцать лэт в дубовой бочке стоял и ещё стоит. Много. Бочка целый.

— Ничего, что я говорю, когда ты меня перебиваешь? — недовольно продолжила Гаяне. — Так вот мы любим всех, но по-разному. Только я — детей, а Гажо, по всей видимости, коньячок свой! — она показала на Гаспара, и Алекс впервые в жизни услышал домашнее имя, которым жена называла мужа.