– Что вы занервничали? – напрямик спросил Лари.

– Вы заставляете меня тревожится за Кирилла, – призналась она через силу.

– Я тревожусь за него почти тридцать пять лет.

Будто перед прыжком пригнув голову, Арина с недоверием спросила:

– Вы действительно любите его или просто используете?

Его ловкие коричневые пальцы заново набили трубку. Лари с видимым удовольствием затянулся и прикрыл глаза. В его движениях скользила величавость.

– Трубку изобрел молчун. Вроде меня. Чтобы легче стало заполнять паузы.

– Это не пауза! Вы уходите от ответа.

– Вы, писатели, удивительный народ. Считаете себя священниками без сана. И все должны исповедоваться. Но я никогда не ходил на исповедь.

Решившись пойти до конца, Арина спросила:

– А стоило бы?

Узкий рот Лари растянулся болезненной усмешкой:

– Не найдется святого отца, готового отпустить мне грехи. Меня бы и сам Христос не простил.

– Мило! Я начинаю думать, что Кирилл работает на мафию.

– Так и есть. Нынче в мафии даже те, что сидят на паперти.

– Вам нравится все утрировать?

– Разве?

– Я понимаю, что в бизнесе не бывает святых, как и в политике, но Кирилл…

– Но Кирилл! – насмешливо подхватил Лари. – Он далеко не так безгрешен, как вы думаете. Он не глуп. И он верит, что я не посоветую дурного. Сейчас у него ответственный момент. Хорошо, что вы здесь… Ему надо работать. Посмотрим, на что годится ваш Кирилл.

С недоумением повторив про себя последние слова, Арина заметила:

– Вы говорите таким тоном, будто он – кость в вашем горле.

– Ну! – воскликнул Лари. – Я сам повар. И не могу проглотить кость. Я их либо выбрасываю, либо измельчаю.

– Это звучит угрожающе.

– Не для Кирилла. Сами сказали: я ему, как отец.

– Я сказала, – уточнила Арина. – А что сказали бы вы?

– Что пора спать.

Погасив трубку, он неторопливо поднялся и открыл шкафчик со стеклянными дверцами – старомодный, таких Арина давно не видела. Лари положил трубку на верхнюю полку, потом протянул руку к выключателю.

– Идете?

– Я еще не докурила, – Арина помахала сигаретой. – Пойду на крыльцо.

Лари согласно кивнул:

– А я спать. Странно быть в отпуске. Я отвык.

– Кирилл справится, спите спокойно, – заверила она, хотя его вряд ли могли убедить ее слова. – А завтра Макс повесит на вас внучку. Вот увидите.

Его темное лицо оживилось улыбкой:

– Поглядим. Я отвык нянчиться. Почему вы не хотите детей?

У Арины засаднило душу:

– У меня времени на них не хватит. Я начну разрываться между колыбелью и письменным столом и чувствовать себя самой несчастной. Кому это надо?

– Кирилл был бы хорошим отцом. Он ласковый.

– Знаю, что ласковый.

– У многих писателей были дети.

– Вы говорите о писателях-мужчинах. Это совсем другое дело.

– А Жорж Санд?

– У нее были няньки и прислуга.

– Кирилл наймет вам няньку. Если…

– Что – если?

– Спокойной ночи, – сухо сказал Лари.

«Надоел он со своими перепадами настроения, – с раздражением подумала Арина. – Как беременная баба, честное слово!»

– Кстати, он звонил, – вдруг вспомнил Лари. – Спрашивал как вы.

– И как я?

– Вы спите.

– Ну что ж, – хмыкнула Арина. – Почти правда.

Дослушав неторопливые, но совсем не старческие шаги Лари, она вышла на крыльцо и громко ахнула, увидев огромное забытое звездное небо.

«Кирилл! – захотелось ей крикнуть через лес. – Подними свою королевскую голову! Дождь кончился…»

Кажется, Лолиту уже тошнило от устриц, когда мы выползли с ней из ресторана.

«Почему ты ничего не пьешь? – приставала она за ужином. – Тебе же пять минут езды до дома!»

Я разглагольствовал о том, каким меня мама воспитала законопослушным, и как шустро Россия могла бы выбраться из трясины, в которой увязла, если б все подражали мне. А сам подливал Лолите вина, чтобы поскорее увезти ее домой. Пригласив ее на ужин, я недооценил степень своей тревоги, и целый час, пока Лолита поглощала устриц и болтала о пустяках, сходил с ума от нетерпения.

Высадив ее у дома, я так дал газу, что моя бедная «Ауди» испуганно взвизгнула. Просохший асфальт неудержимо несся навстречу, светлый, как Млечный путь.