Шрифт:
***
Насте показалось, что она ослышалась.
— Что ты сказал?.. — неуверенно переспросила она.
— Все твои воспоминания будут стерты, — повторил Максим, с болью глядя на нее.
— Зачем? — почти беззвучно произнесла Настя.
— На самом деле, — осторожно начал Максим, — всем Объектам после прохождения Программы слегка подчищают память. Согласись, если бы вернувшись назад, они хоть кому-нибудь рассказали, где были, то их с большой вероятностью посчитали сумасшедшими. Поэтому все воспоминания о том, что они были в прошлом — стираются. Но при этом загружаются новые, искусственно созданные. Вернее, все основные происходящие с ними события Объекты помнят, просто эти воспоминания как бы проецируются на настоящее время. То есть объектам кажется, что они действительно были в туре по заявленным странам в настоящем времени. У них даже есть фотографии, сувениры и прочие атрибуты…
От услышанного, Насте снова стало дурно и начала нервно тереть виски. За последние сутки на нее свалилось столько откровений, что ей стало казаться, что она сойдет с ума в ближайшее время, не дожидаясь возращения домой.
— Не понимаю, зачем все эти сложности? — не удержалась все же она от вопроса. — Зачем тогда всех перемещать в прошлое, если можно провернуть все ваши Программы в настоящем?..
— Потому что в настоящем мы не имеем таких возможностей как в прошлом. Ситуацию контролировать намного сложней. Да и Темные могут мешать…
— Кто?..
— Темные адъюторы.
— Ну конечно, — нервно усмехнулась Настя. — Как я не подумала. Если есть адъюторы Света, значит, есть и адъюторы Тьмы. Равновесие Вселенной, да?
— Именно, — без тени улыбки на лице отозвался Максим. — Если задача Света — созидать, то задача Тьмы — разрушать… Они, действительно, могут разрушительно воздействовать на ход Программы… Но только в настоящем. Ни в прошлое, ни в будущее большинство из них попасть не может… Это их слабое место. И мы, Светлые, этим пользуемся…
— Значит, вам проще изменить воспоминания, так?
— Так.
— А своих Сопроводителей Объекты помнят?
— Да, как и прочих своих спутников в путешествии…
— Значит, я тебя тоже буду помнить? — в душе Насти затеплилась надежда, которую Максим тут же погасил.
— Нет, — отрывисто проговорил он. — Именно обо мне все твои воспоминания будут стерты в первую очередь… Ты забудешь обо всем, что было связано со мной… и с тобой.
— Но это ужасно, — прошептала Настя, чувствуя, как к горлу подступают соленые слезы. — Я не хочу тебя забывать… Ты — лучшее, что было со мной в жизни… Я больше никогда не смогу жить как раньше, до тебя, понимаешь?.. Я изменилась, очень изменилась… И не хочу становиться прежней…
Макс слушал ее молча, а его глаза были полны глубокой печали.
— А ты? — спросила снова Настя. — Что будет с тобой? Тебе тоже сотрут память?..
— Вначале меня будут судить, — глухо откликнулся он. — А потом — неизвестно… Возможно, тоже сотрут память, а возможно… Вообще-то, вариантов приговора великое множество… Ясно одно — я уже никогда не буду тем, кто я есть сейчас… И главное — больше не смогу быть рядом с тобой…
Пытаясь сдержать рвущиеся наружу слезы, Настя крепко стиснула зубы и закрыла глаза. Так горько ей не было еще никогда. У нее даже возникла мысль, что лучше бы корабль начала тонуть прямо сейчас, и она вместе с ним… И еще — чтобы она умерла по-настоящему и не возвращалась в свое время. Потому что там не будет Максима.
Но в этот момент Максим прижал ее к себе, и она все-таки разрыдалась, уткнувшись ему в грудь. Он не говорил никаких слов утешений, а лишь гладил ее по голове, время от времени целуя в макушку.
Когда поток слез наконец иссяк, Настя почувствовало некоторое облегчение. Она попыталась взять себя в руки и даже мысленно прикрикнула на себя, призывая успокоиться и взбодриться.
— Сколько у нас еще времени? — спросила она у Максима, вытирая слезы тыльной стороной ладони. — До начала крушения?..
— Почти тринадцать часов, — ответил тот.
— Целых тринадцать часов, которые мы сможем провести вместе… Это не так уж мало, правда? — Настя даже попыталась улыбнуться.
— И как ты хочешь их провести? — в голосе Максима пропало напряжение, и он тоже улыбнулся.
— Мне все равно, лишь бы ты меня не покидал ни на секунду…
— Я согласен. Кстати, через пятнадцать минут в салоне состоится воскресная церковная служба для пассажиров, не хочешь сходить?..
— С удовольствием, — отозвалась Настя, а про себя подумала: «Возможно, именно этого мне сейчас и не хватает…».
Службу вел сам капитан корабля, в руках он держал библию и небольшую икону Святого Николая, покровителя всех путешествующих. Вначале он прочитал несколько молитв, после чего все собравшиеся начали петь церковные песни. Настя не знала ни одной из них; на протяжении всей службы она просто стояла рядом с Максимом и, прикрыв глаза, слушала окружающих. Когда песнопения закончились, а капитан перешел к прочтению заключительной молитвы, Настя вдруг почувствовала, что на нее кто-то смотрит. Она принялась оглядываться, пытаясь понять, кто это может быть, но все были заняты лишь службой. Потом Настя перевела взгляд в сторону капитана, вернее, на икону в его руках, и ошеломленно замерла: на нее смотрел сам Николай Угодник, смотрел серьезно, но доброжелательно, и это был не обман зрения. У Насти даже мурашки побежали по спине от волнения. «Святой Николай, — мысленно обратилась она тогда к лику святого, — прошу тебя, сделай так, чтобы нас не разлучали с Максимом. Я не смогу без него жить. Даже, если он исчезнет из моей памяти». Затем Насте показалось, что Николай немного нахмурился, а взгляд его стал печальней.