Хануфа согласно кивнул. Эйе продолжил, немного отдышавшись, – Так вот, только сестра моя, царица Тийи, поверила, и то не сразу. С годами наследник понял, что этот знак шлёт ему Атон. – Божественный отец умолк, задумавшись о чём-то. – А в последние годы звук стал стихать. Он был, но становился тише и мягче, словно порог божественной реки снижался со временем, и река усмиряла свой ход. А за два дня до этого… он сказал мне… но я не поверил, – лицо его свело глубокими морщинами, глаза помутнели, – Вернее, я не мог позволить себе поверить. … И не верить не мог, – он смахнул слезу высохшим на ветру платком, – Он был так молод. Я молился и надеялся на милость Атона.

Тут Эйе осмотрелся по сторонам, и оставил посла, завидев второй паланкин, только что поставленный четырьмя эфиопами.

Из-за отброшенного полога показалась юная царица Меритатон и черноволосый мальчик с утончённым лицом. Грузный коротышка Эйе, широко улыбаясь, распростёр руки навстречу бегущему внуку – наследному принцу Тутанхатону.

Положение Божественного отца при дворе не изменилось, так как на трон сел его второй племянник. Не изменится оно и через пару лет, когда, сменив имя в угоду вернувшим былую власть жрецам Амона, на трон взойдёт его девятилетний внук Тутанхамон.

Пока Хануфа взирал на окружавшую суету – рабочих, затаскивающих саркофаг в скалу, бритоголовых жрецов Атона, чинно воздающих молитву, его никак не отпускал вопрос, который так или иначе задавал себе каждый участник церемонии.

Почему фараон, посвятивший жизнь служению Атону, обрёл пристанище именно здесь, в столь ужасающе гиблом месте?

До ответа оставалось три тысячи триста лет. И находился он далеко на севере, где хлестали песчаный берег волны холодного моря, а широкая река несла воды огромного озера в узкую бухту морского залива.

И не было еще имён ни у моря, ни у озера, ни у реки, ни у залива.

А были ветер, вода, песок, да смолистые прибрежные сосны.

17. Ночной звонок.

Элька потянулась сладко и похотливо. Перекатилась к лежавшему на спине Сергею. Он тихо шепнул, – Эля, всё, я пас. Ты выжала меня, как тюбик.

Она презрительно ткнула пальцем в плечо. – Слабак!

Сергей повернулся, и широко улыбаясь, вопросительно уставился в упор. Cкорчив рожицу, она помотала носом и перевернулась на спину. Спать не хотелось никому. Также, как и остального. Элька вытянула руки за голову, подцепив ногтями складку дивана.

– Слушай, выжатый тюбик, а давай в выходные сходим в театр? Или в оперу.

– Лучше в театр.

– Замётано. Только я выбираю.

Затем долго молчали. Копавшийся в сознании червь не давал Сергею уснуть. Бессонницы начались со смертью лодочника.

Свои! Что может быть хуже? Как отследить? Доступ к базе имеет половина тех, кто в ментовских погонах, плюс следаки, плюс прокурорские, плюс…, плюс… Бесполезно. Хрен отследишь.

Эльку же в последнее время угнетало чувство тревоги, какой-то подспудной нарастающей опасности.

Эти странные расследования. Как чемодан без ручки. Даже не чемодан, а ящик. … Ящик Пандоры. Фу ты!

Она пыталась гнать глупые мысли. И ей жутко захотелось помочь, стать соучастной, взять на себя хоть ничтожную часть тяжкого бремени Сергея.

Перевернувшись на бок, он тихо сказал, – У нас сейчас дежурства ночные, пока дроны висят над базой. Завтра мне в ночь.

– Где вы, и где база? Какой смысл в ваших дежурствах?

– Мостовой выбил вертолёт и трёх омоновцев в круглосуточной готовности. Должен быть и кто-то из наших. – Он помолчал и добавил между прочим, – А тут ещё Юрка заболел.

– Что с ним?

– Простуда. Или грипп. Врачи разве скажут? Температура второй день зашкаливает.

На звук служебного вызова они напряжённо переглянулись.

– Да, Ренат! … Появились? … Ага. … Двое? … Ага … Полежаева не беспокой. … Мало ли, что просил. Больной пусть спит – быстрее выздоровеет. …Уже на вылет? Давай, Ренат. И брать – только живыми. … Понятно, сам знаешь.

Живыми! Только живыми!

Но что-то щемило в груди – живыми, скорее всего, не удастся.

– Серёж, что случилось?

– Появились. Похоже та же парочка. С фонарями, лопатами, металлоискателем, – Сергей набрасывал одежду, – Эль, я в Управление.

Изящный «Орлан» подрагивал в белом круге вертолётной площадки на крыше Управления. Как присевшая стрекоза, лениво трепещущая крыльями.

Удар воздушной волны едва не сбил капитана с ног. Вытянутая капля прозрачного салона, внутри оказалась вполне комфортной. И тихой. Нет, звук конечно был, но говорить не мешал. Хотя говорить было не с кем. Три амбала в масках, упакованные по последнему слову армейской техники, словно их собирались выбросить в афганских горах, напоминали зомби. Они казалось спали с открытыми глазами, и отвечали коротко и односложно.