Опрокинутые подьячие, дрожа от страха и заикаясь, вопили: «Мы повелением владыки Амвросия сие творим, помилуйте!» Завязалась свалка.

В соседней церкви ударили в набат, при рогаточных караулах на улицах – бой трещеток. А следом зазвонили в колокола и в других церквах и на Спасской башне.

Вскоре страшным сплошным звоном всколыхнулась вся тьма Москвы от края и до края. Где-то пушка глухо ухнула, либо ударил далекий громовой раскат.

– Братцы, набат, набат… Чу, пушка! – народ еще больше распалялся – Зачинай, братцы, зачинай!..

Вмиг сундуки были опрокинуты, толпа, смяв духовенство, повалив аналои, набросилась на деньги, снова закипела отъявленная ругань, дикий крик и кровопролитье.

Вся площадь громыхала гвалтом, воплями, неистовыми криками: «Караул, караул! Грабят… Бей их, бей начальство, дави толстосумов! Жги! В Кремль, братцы, в Кремль!»

На дороге к Кремлю выстроилась рота секунд-майора Смирнова. Выставив штыки гвардейцы перегородили улицу. Гомонящая толпа сначала замедлилась, потом и вовсе остановилась.

– Хватит бунтоваться! – вперед вышел высокий, носатый, в белых буклях Смирнов – Расходись, православные, покуда не пальнули.

– Что и в робятишек будешь стрелять? – из толпы вытолкнули нескольких плачущих детей – Окстись, Смирнов!

– У тебя в войсках Петра Федоровича сынок, подпоручиком!

Толпа засмеялась.

– Об том всем ведомо!

– С дороги, с дороги!

Смирнов покраснел, сделал шаг назад. Штыки гвардейцев качнулись вниз. Толпа радостно повалила вперед, расталкивая солдат.

– Кто главный?

"Карэ" молчало. Офицеры ошарашено смотрели на меня конного, держащего красный флаг. Стяг перехватил в последний момент у казаков и это стало удачным решением. Одно дело убить "самозванца". Другое дело выстрелить в знаменосца.

– Я – вперед шагнул носатый подпоручик.

– Представьтесь – моим голосом можно было замораживать воду.

– Подпоручик Смирнов.

– Почто бунтуетесь, господа офицеры?

– Не хотим служить самозванцу! – гордо ответили из "карэ".

– Значит, я, внук Петра Великого и законный царь Всероссийский – самозванец. А Екатерина Алексеевна, немецкая княженка, покушавшаяся на меня, да правящая милостью Орловых и прочих полюбовников – законная царица дома Романовых? И вы ей готовы служить?

"Карэ" сконфужено молчало. Убойный аргумент. Прав на престол у Екатерины как бы не сильно больше.

– Смирнов – я спешился, подошел ближе к офицерам. Флаг в моей руке трепался и щелкал на ветру – Я же разумею все. Вы из-за Фреймана бунтуетесь. Он стал последней каплей, так?

– И он тоже – тяжело вздохнул подпоручик. "Карэ" навострило уши.

– Так знайте. Не из-за перехода ко мне повесился генерал. Нехорошо, конечно, читать чужие письма…. Сын его погиб на дуэли – я развернул письмо Фрейману, дал из своих рук взглянуть Смирнову. Казаки подошли ближе, Зарубин тоже приблизился, посветил факелом.

– Да, господа – подпоручик обернулся к офицерам – Все так и есть.

– Расходитесь – я передал флаг Перфильеву – Не стоит гибнуть за грешника. Он ныне в аду уже. Не помилует Господь.

Офицеры и казаки перекрестились. Я развернулся и пошел прочь. Даже не оглядываясь, понял, что "карэ" распалось, офицеры потянулись в казармы. Хорошо, что Смирнов не встал вчитываться в письмо. Ведь сын Фреймена учился в Императорском сухопутном кадетском корпусе. Должен был выпустится прапорщиком в этом году. А тут отец переходит на мою сторону, сослуживцы насмехаются, презирают. Закономерная дуэль, смерть парня…

– Ох, лих ты, царь-батюшка! – ко мне рядом пристроился Перфильев, который уже успел передать флаг знаменосцу сотни – Такой укорот дал дворянчикам.

– Нет более дворян – я взял из сугроба снег, вытер им горящее лицо. Ведь опять по краю лезвия прошел. Видел побелевший палец Смирнова на курке пистолета.

– Знаю, знаю – согласился казак – Тама эта… Польские офицеришки до тебя пришли, аудиенцию требуют.

Боже же мой! Да когда это все кончится??

Поляки искали Курча. Уехал по делам – и пропал.

– Назначу розыск – я скинул шубу на одно из кресел кабинета, сел за стол. Усатые, припорошенные снегом паны толпились возле стола – Ежели не сбег, найдем.