– Могу устроить вас в глазную клинику. Это как раз по моему ведомству, я ведь работаю в Наркомздраве, а клиникой заведует мой друг.

– Но кроме перевязок я мало что умею.

– Вас всему научат – соглашайтесь.

– Что ж, пожалуй.

– Итак, с вами вопрос решен. Теперь дети. Что скажете, Юрий? Хотите учиться дальше?

– Я намерен возвратиться в часть. Солдаты избрали меня командиром.

– Вот если бы все так поступали!

– Позвольте спросить, Иван Егорыч, – подперев щеку рукой, Юрий саркастически смотрел на Маркова, – откуда столько внимания к нашей классово чуждой семье? Не испортит ли это вашу незапятнанную анкету?

– Мое внимание к вам зиждется на простом чувстве благодарности, – ответил Марков, слегка смутившись.

– За то, что в Благодатном не сдали вас жандармам?

– Не только за это.

– А ведь нам, как и прочим растяпам, это благодушие дорого обошлось.

– Молодец, Юрь Николаич! – Марков впервые назвал его по отчеству. – Спасибо за откровенность. Вы меня не выдали полиции, позвольте сейчас ответить тем же, а еще предостеречь от подобных высказываний – можете поплатиться головой. Хотите на фронт? Желаю успеха!

Марков повернулся к Марике:

– А вы, барышня, что умеете?

– Что умею? – Марика закатила глаза. – Играть на рояле, танцевать, но лучше всего у меня получается дурачить кавалеров.

– Довольно говорить глупости, Марика! – цыкнула мать.

– Пусть, ничего, у нас свобода слова, – улыбнулся Марков. Марика продолжала перечислять:

– Еще могу читать романы, играть в теннис, сплетничать. Да, чуть не забыла, я очень злая и мстительная.

Марков беззвучно похлопал в ладоши:

– Какая самокритика! Мы это ценим. Но вы еще кое-что забыли.

– Марика, как и я, была сестрой милосердия, – подсказала мать.

– Да нет же, я имею в виду знание иностранных языков. Если вы согласитесь, я могу рекомендовать вас в Наркоминдел, только придется научиться печатать на машинке.

– Можно попробовать, – неожиданно согласилась Марика.

– В таком случае я пошел, – Марков встал. – Ольга Санна, жду вас завтра к десяти утра. Скажете, что ко мне, вас проводят.

Когда кухарка закрыла за ним дверь, Юрий сказал:

– Все такой же придурок, но себе на уме. Мама, что ему нужно от нас?

– Думаю, ничего, а вот нам без его рекомендаций никуда не устроиться. Ты уезжаешь, папа чего-то выжидает, а как жить?

Юрий не успел ответить, в столовую вернулся Николай Николаевич.

– И ты пойдешь к ним в такой жалкой роли? – напустился он на жену.

– Почему жалкой, Николаша? Ведь работала же я в лазарете…

– Сравнила! То была благотворительность. Поверь, Ольга, терпеть недолго. Европа не допустит распространения большевистской заразы.

– Папа, как ты можешь надеяться на союзников, когда они себя уже показали? – мягко укорил Юрий страдающего от бессилия отца.

– Раньше союзников сюда придут немцы, – упрямо твердил Николай Николаевич.

– И это говоришь ты – патриот и либерал?

– Что же остается? Большевистский хомут я не надену, как бы ни уговаривал ваш Марков. Я располагаю точной информацией: скоро Москва будет занята немцами. Наши генералы тоже не дремлют. Корнилов уже начал действовать на Кубани.

– И на генералов не надейся, – твердо сказал Юрий, – в их рядах нет единства. Чего добился Корнилов? Часть генералов переметнулась к Керенскому, и армия окончательно разложилась, теперь ее надо восстанавливать.

– Вот-вот, восстанавливай! Твоя поездка на фронт – глупость! Один раз бесцельно пролил кровь, а теперь за что и за кого готов сложить голову? Немцы все равно вас разобьют. Эх, сын!

Юрий промолчал, не хотел обострять ситуацию.

Через несколько дней он уехал на фронт.

Ольга Александровна и Марика поступили на службу.

В одно из воскресений к Марике пришла школьная подруга Бетси. Девушки давно не виделись. Марика теперь работала в Наркоминделе, и дома ее можно было застать только в воскресенье.

Они пили чай в комнате Марики, вспоминая прошлую жизнь, казавшуюся теперь далекой и прекрасной.

– Помнишь Бобби? – спросила Марика.

– Какого Бобби?

– Дымовского. Ну того, с моноклем, еще Бодлера у нас читал.

– Ах, Бобби! Конечно, помню. Такой чудак. Где он сейчас?

– Ходят слухи, его расстреляли.

– За что? – ужаснулась Бетси.

– Говорят, он был заговорщиком.

– Не смеши, Марика! Бобби – совершенно безобидный декадент.

– Такова революция: лес рубят – щепки летят, – Марика повторила фразу, которую постоянно слышала на работе.