— Мы точно не знаем, было ли это имя ее сына.

— Но мы и не знаем обратного. Я помню, как моя мама болтала о смерти ребенка, когда напивалась. А еще она плакала и извинялась. Я не понимал. Мой отец никогда не объяснял. Стоило маме выпить, он выталкивал ее из комнаты до того, как я успевал задать вопросы. Но эти воспоминания заставили меня задуматься. Что если ребенок Констанции погиб, а я тот, кем его заменили?

Нет, это было невозможно. Этого не может быть. Это сделало бы Зака неамериканцем, родившимся на русской земле, и, таким образом, по конституции, не способным занимать должность Президента Соединенных Штатов. Он будет привлечен к ответственности. Опозорен. Последствия будут такими ужасными, что Роман не мог даже думать о таком.

— Невозможно. Ты так похож на своего отца.

— Мы оба знаем, что у моего отца, скорее всего, был роман с Натальей Куликовой. Бог свидетель, он никогда не был верен и не отличался осмотрительностью. Может быть, она забеременела, и в результате на свет появился я. Это многое бы объяснило. Если это правда, у русских будет отличная причина проталкивать меня в Белый дом. Как только я дал присягу, у них появился верный способ шантажировать меня и заставить выполнить все, что они захотят. А это может быть чем угодно. Мы выдвинули санкции против России. Путин стремится расширить свою власть. Они могли бы приказать мне закрыть глаза, когда он аннексирует еще одну страну бывшего СССР. Возможно, они захотят, чтобы я вообще вышел из НАТО. Я не буду этого делать. Им придется убить меня, прежде чем я предам свою страну.

Роман сжал кулаки. Зак много думал об этой возможности, и Роману было ненавистно это признавать… но эта теория многое объясняла.

— Ты спрашивал отца?

— Спрашивал о чем? — Он горько рассмеялся. — Он не в своем уме. Черт, большинство дней я единственный человек, которого он помнит.

Как только стало ясно, что слабоумие полностью взяло вверх над Фрэнком Хейсом, они попытались поместить его в специализированное учреждение. Но этот человек был мастером побега. Стоило ему ускользнуть и почувствовать вкус свободы, он неизбежно оказывался в окружении прессы. Или, может быть, отморозки искали его и пользовались состоянием старика. В любом случае, репортеры делали снимки того, как он ходил по улицам в халате и тапочках, утверждая, что его сына никогда не было рядом.

Всякий раз, когда он и Зак охраняли Фрэнка в Белом доме, мужчина становился все спокойнее, как будто близость сына, в которого он вложил свою жизнь, успокаивала демонов, атакующих его мозг. У него все еще были моменты ясности. Нечасто, но время от времени Роман слышал, как Фрэнк говорил о том, как он гордился сыном, и вспоминал пару теплых моментов.

— Но бывают времена, когда он вспоминает прошлое.

— Их становится все меньше. Давайте посмотрим, что мы сможем узнать, пока находимся в Великобритании, — ответил Зак. — Если мы потерпим неудачу то, как только мы снова окажемся в Штатах, я попытаюсь расспросить его о прошлом. Возможно, если он сможет что-нибудь вспомнить, то мы узнаем что-то полезное. Я говорил с медсестрой сегодня вечером. Кажется, сейчас он в порядке. Он думает, что я работаю в другой части Белого дома.

С Фрэнком может быть трудно, когда его сына не было рядом. Его ловили, когда он бродил по залам в поисках Зака — его последней связью с нормальной жизнью.

Угроза политической путаницы, в которой они угодили, повисла в воздухе. Роман повернулся и снова взглянул на часы. Беспокоиться о Тине было гораздо легче, чем беспокоиться о будущем Зака как лидера свободного мира. Не то чтобы он мог перестать думать об этой стерве больше пары минут.

— Где они, черт возьми? — спросил Зак, как всегда думающий синхронно с ним. — Я должен был оставить ее дома.

— Если бы ты это сделал, то не смог бы за ней присмотреть. Тина тоже не стоит выпускать из поля зрения. Ее отец уже потерял жизнь из-за этого заговора. Я не могу потерять еще и ее. — Он откинулся на спинку кресла, осознавая, насколько собственнически и покровительственно прозвучали его слова. — Я имел в виду Дэкса… Он может не справиться с потерей сестры.

— Конечно, приятель. Позволь мне дать тебе несколько советов. Продинамь завтра британку. Возьми вместо нее Тину. Ослабь немного поводья. Ты знаешь, что хочешь ее. Вы оба стали старше и мудрее. Попробуйте еще раз.

Он покачал головой.

— Я не могу. Даже если я это сделаю, то это должно быть тайно. Последнее, что нам нужно, — это статьи, раздувающие скандал из-за того, что я встречаюсь с кем-то, кто… Ну, мы все слышали, какие ходят слухи.

— Ты серьезно? Плевать на слухи. Ты чертовски хорошо знаешь, что они не соответствуют действительности.

— Только некоторые из них. Она спала с Мэдом. И все в мире думают, что она занималась сексом и с тобой тоже. Ты хочешь, чтобы какая-нибудь газетенка нарисовала одну из этих карт, соединяющих нас с миллионом человек через квадратик с именем «Августина»?

— Итак, мы вернулись к тому, что я шлюха. Мило.

Роман повернулся на звук ее голоса. Естественно, Тина выбрал именно этот момент, чтобы появиться. Лиз следовала за ней. Обе женщины выглядели сногсшибательно в дизайнерских коктейльных платьях с низким вырезом, созданных, чтобы привлечь внимание любого гетеросексуального мужчины, у которого есть глаза. Светлые волосы Лиз вились вокруг головы, словно ореол, в то время как каштановые кудри Тины и кроваво-красная помада делали ее олицетворением знойного греха. Ангел и дьявол. Скорее всего, каждый встреченный ими лондонец умер от желания.