— Наверное, тем, что ты никогда никому не позволишь прикоснуться ко мне, жрец. Ты лучше убьешь меня сам, не так ли? — с горечью спросила она. Ручейки слез скатились по щекам, и она стерла их растерзанным рукавом. — Если ты был таким зверем, то неудивительно, что я выбрала Нуриэля. Ты за это убил меня?

— К чему вопросы? Ты скоро все узнаешь сама. И да, ты права. Я лучше убью тебя сам, чeм позволю прикоснуться другому к твоему телу.

— Наверное на языке жрецов это является подобием любви? — глухо спрашивает она, заставляя меня расхохотаться над ее абсурдными словами.

— Идиотка, на языке жрецов это является подобием собственности. Ты моя собственность, Иса. Оставь свои попытки, которые выглядят просто смешно.

Мандиса вздрагивает, обхватывая плечи руками, и отворачивается к огню. В небольшой комнате воцаряется тишина, и только треск дров в камине и наше тяжелое дыхание нарушают гармонию.

Мой взгляд скользит по ее одежде, которая совершенно непригoдна для возвращения в Элиос. Да и моя тоже.

— Оставайся здесь. Я скоро вернусь, — приказным тоном бросаю я и ухожу, не дождавшись ответа. Вряд ли Иса побежит голыми ногами по снегу. А если попытается, то далеко все равно не уйдет.

Когда через несколько часов я возвращаюсь с одеждой для нас двоих, то застаю Мандису в той же позе. Она оборачивается, безучастно глядя на меня. И точно также одевается, не задавая вопросов. Словно живая кукла с совершенно пустыми глазами.

Какого Саха меня это тревожит?

— oтова вернутся домой, Иса? — спрашиваю я, затягивая на груди накидку из грубой ткани.

Расправляя складки на свободных рукавах, она поднимает голову, равнодушно глядя мне в глаза.

— Самое время, Кэлон, — тихо произносит она.

— Харим ждет свою новую аманту, — усмехаюсь я, xватая ее за локоть. Иса не выдергивает руку, а покорно стоит рядом.

— Аperire viam in Ariano (открой путь в Арьяну) — произношу я, подтягивая Ису ближе к себе. Пространство рядом с нами начинает вибрировать и расширяться.

— Я не вернусь в харим, Кэлон, — уверенно заявляет Мандиса прежде, чем мы оказываемся во вращающейся воронке. — Все изменится. Оминус показал мне начало нового мира. Я так хотела, чтобы ты был там со мной….

— Что ты сказала? — яростно рычу я, хватая ее за плечи, но слова улетают прочь, растворяясь в ускоряющемся вокруг нас пространстве.

Мандиса солгала мне. И прежде, чем ступить на твердую священную землю разрушенного храма, я успеваю прочесть в памяти Исы то, что она скрыла oт меня. Тьма поглощает мое сознание, и тягучий голос самого Саха звенит в голове.

«Ты знаешь, что должен сделать, Кэлон.

«На тебе круг замкнется. Дай мне то, что я хочу, и все закончится. Я дарую тебе свободу…. Если ты сам захочешь быть свободным от меня.»

Толпа направляется не к тем, кто дает ей очевидность, а к тем, кто дает ей прельщающую иллюзию.

Гюстав Лебон. Психология народов и масс.

Кэлон

Мы оказываемся в самой гуще беснующейся толпы, выкрикивающей воинственные призывы. Суматоха и хаос вокруг нас на какой-то миг лишают меня ориентации в пространстве. Люди толкают нас своими плечами, стремясь протиснутся поближе к эпицентру происходящего безумия. Мандису вдавливают в меня, и я чувствую, как кинжал, закрепленный на поясе и надежно скрытый накидкой, разогревается, соприкасаясь с огненной рией. Голос и воля Саха снова вгрызаются в мое сознание мучительной болью.

«Время настало, закончи начатое. Исполни клятву, данную своему Богу.

Это твоя судьба.»

Через силу превозмогая боль, заставлю голоса в своей голове замолчать и открываю глаза. Мне нужно сконцентрировать на происходящим.

Сах прав в одном: время настало. Я должен все сделать правильно.

Мы находимся там, куда я привел нас — на площади перед полностью восстановленном храмом рьяна. Семь белокаменных колонн по длине и столько же по ширине поддерживают высокий свод. Семь ступеней ведут внутрь храма, туда, где на массивном пьедестале находится oгромный трон, вылитый из золота украшеный драгоценными камнями в окружении семи позолоченных фигур, изображающих Правителей Минтаки. Когда-то это место было сакральным для погибшей цивилизации. Семь верховных Правителей собирались здесь, чтобы издавать приказы, вершить суд и приносить молитвы и дары Светлоликому Ори. И Его величественная статуя вновь находится в самом центре храма, возвышаясь над золотым тронoм. ассвет Минтаки канул в лету, но собравшиеся перед храмом потомки великих минтов все еще верят в новый идеальный мир для Элиоса, который вот-вот нагрянет.

На последней ступени я вижу Нуриэля, который в окружении своих стражей пытается спастись от наступающей на него со всех сторон разгневанной толпы. Я не знаю, сколько прошло времени, и что так озлобило верных последователей Правителя, чья власть считалась неоспоримой в Элиoсе. И сейчас это последнее, что имеет значение.

Я крепко держу локоть Мандисы, и мы оба читаем предсказание, золотыми огромными буками выжженное на центральном фронтоне храма. Видимо, в нем заключена причина восстания и праведный гнев жителей Элиоса, потому как оно полностью опровергает первое.