— Как победителя, Иса. — тихо произношу я, посылая ей образ недавней сцены в Креоне, где я заставил ее опустится на колени, а следом другой, в купальне, бьющий по ее гордости, ранящий в самое сердцe. Задохнувшись от негодования, она подняла руку, чтобы ударить меня. — Это варианты твоего будущего, Правительница, — насмешливо произношу я, готовясь принять очередную метку огненной рии на своей коже. Но в миллиметре от моего лица Иса одёргивает руку, опалив щеу горячим дыханием ее силы.

— Вы останетесь здесь в храме, в окружении жителей Элиоса, которые проследят, чтобы вы не поубивали друг друга до суда, — бесстрастно отвечает она, поднимаясь еще на одну ступень выше. — Вас не тронут до оглашения приговора. И завтра станет ясно, кому из вас уготована роль победителя, кому роль злодея, а кому роль труса!

Если ты любишь своего убийцу — выбора нет.

Нельзя бежать, нельзя сражаться.

Стефани Майер «Рассвет»

Мандиса

Превозмогая скованность в мышцах, я сильнее распpавляю плечи, глядя на Кэлoна свысока. Невыносимо больно выдерживать его испепеляющую ярость и взгляд, от которого все внутри меня съеживается в тугой комок.

Его здесь будто нет. Нет того Кэлона, которого я вспомнила, которого узнала за время скитаний по Нейтральным землям. Льдисто голубые глаза, что в редкие моменты смотрели на меня с обожанием, нежностью и любовью, превратились в черные стекляшки, за котoрыми не разглядеть никаких чувств кроме обжигающей нутро ненависти, исходящей от темного жреца.

Мне хочется закрыть глаза, спрятаться от отвратительных образов, которые он шлет мне, и нечеловеческого гнева, исказившего его точеные, казавшиеся мне идеальными черты лица. Хочется убежать далеко-далеко, скрыться от всей этой собравшейся у храма толпы, смотрящей на меня, как на мессию или саму Элейн, спустившуюся с небес. Я чувствую их веру в избранницу Богов, ощущаю от простых минтов вибрации надежды и любопытства, направленные в мою сторону. Народ ждет ответов, действий и лучшей жизни, полагаясь на меня и на пророчество, которое действительно можно трактовать по-разному. Но минты настолько устали жить в боли и ненависти, в страхе и неуверенности в завтрашнем дне, что готовы схватиться за любую соломинку, поверить в любую сказку, если она послана им «всевышним». Им проще, когда решают за них. Власть или Боги…все они ищут волшебной вакцины от бед, инструкцию по применению, которую я тоже так ждала, утопая в слезах в зале Оракула. Но нет никакого лекарства. Нет никаких ответов на все их вопросы. ни должны писать свою историю сами, но вместо того, чтобы что-то изменить и попытаться сменить власть, они ждали «чуда» и дождались — в моем лице. Мне, как девушке, пришедшей из другого мира, кажется это неправильным, несмотря на то, что там, на земле люди тоже плывут по течению в ожидании удобного момента, лучших времен, лучшей жизни…и жизнь заканчивается прежде, чем они успевают понять, что провели ее в жалких попытках чего-то достичь, переписать, исправить…а стоило всего лишь начать.

может, мне просто страшно, потому что я могу не оправдать их надежд и вслед за Кэлоном отправлюсь в изгнание или на эшафот.

И вместо того, чтобы продумать все возмoжные варианты событий и собраться с мыслями, я трачу свои последние силы на то, чтобы задушить, раздавить, разорвать на части маленькую и без ума влюбленную девочку внутри себя, которая ещё несколько часов назад таяла в руках своего мужчины. Покрывала поцелуями четкую линию подбородка, напряженные скулы и дрожащие веки, ощущая, как его сердце бьется напротив моего. Утром…на поляне возле скудной и неприметной речушки мы были так счастливы, Кэлон, а сейчас? Мы видели один сон на двоих, в котором больше никому не было места.

Я не хотела просыпаться, Кэлон. Зачем это сделал ты?

Зачем ты проснулся, Кэлон?

Кажется, что наше путешествие закончилось вечность назад, а этот человек, что стоит передо мной — лишь тень того Кэлона, которого я знала.

Отражение. Его отражение, что вырвалось из зазеркалья и на веки заперло моего Кэлона за нерушимой гладью зеркала души.

— Я впечатлен, Мандиса, — с мягкой угрозой произносит Кэлон, уголки его губ медленно приподнимаются, в то время как взгляд остается непреклонным и жестким. Таким далеким. Между нами пролегла непреодолимая пропасть, и не я буду той, кто построит мосты.

Я резко разворачиваюсь, не собираясь больше спорить и припираться с Кэлоном. Это слишком…смотреть в лицо своего заклятого врага, ненависть к которому прописана в моих генах, одновременно ощущая бесконечное и сильное чувство, пронесенное через века и границы миров. Оракул был прав. Это нелюбовь. Это что-то большее, изначальное, древнее. Артефакт другого измерения, способный преодолеть пространcтво и время. Это чувство не умирает, когда умирает тело. но живет столько, сколько живет душа. Вечность.

Вырви я сердце из груди прямо сейчас, это не избавит меня, всю меня…от Кэлона.

Закусываю щеки изнутри, пытаясь сдержать свои эмоции, слезы и боль, сковавшую ребра. Я не имею права показывать все это своему народу. Достаточно лишь секундного проявления слабости с моей стороны, как они немедля ее почувствуют, и мое внезапнoе высокое положение превратится в пыль.

— Сколько не отворачивайся, ты все равно будешь это видеть. Всегда, Иса, — слышу я, пока вспышка-образ всплывает перед внутренним взором, и я вздрагиваю, наблюдая за собой и Кэлоном со стороны…я вижу то, как опираюсь на скользкую стену пещеры, призывно покачивая перед ним бедрами, и мне хочется сгореть от стыда и горячих слез, опаляющих веки.