Что же привело тебя к нам?

— Чистота рода, духа и помыслов тех, кто служит вам и богам, покровительствующим стране Пуук.

Ах-Суйток нахмурил брови:

— Говори!

Скольких людей заставлял трепетать его взгляд! Вот и Кукульцин почувствовал, как по его спине пробежал неприятный холодок.

— Сегодня в руки мне попала родословная хранителя бани ахмена Ош-гуля. Я заслуживаю кары, всемогущий Ах-Суйток, за то, что все это время пребывал в неведении относительно чистоты его крови и учил недостойного общению с богами.

— Кажется, я знаю, о ком речь. Не тот ли юноша, чья внешность, напоминающая потомков первых людей, [8] идет вразрез с его способностями к знаниям? Что же такого ты мог увидеть в его родословной? — халач-виника озадаченно пожал плечами. — Насколько мне известно, он из города Мани и принадлежит к правящему роду, хотя только по материнской линии.

Теперь пришло время удивляться Кукульцину. Ах-Суйток лишь формально был верховным жрецом города Ушмаль, он всецело доверял своим чиламам, редко вмешивался в дела жрецов. Почему же такая мелочь, как родословная какого-то ахмена, пусть даже с незаурядной внешностью, заинтересовала халач-виника?

— Дело в том, что Ош-гуль был рожден в четырнадцатый день месяца Ок, а это дурной знак. По предсказанию календаря, родившийся в этот день — прелюбодей, безрассуден, непонятлив, а также сеятель раздоров, а знак его — собака преисподней!

— Не вини себя, Кукульцин. Ты знаешь наши законы.

И по ним его мать удостоила другую судьбу Ош-гулю. За четыреста бобов какао и десять индюшек я как ах-кин-маи продал для ее сына пятнадцатый день месяца Чуэн.

Так что он искусник дерева, искусник в ткачестве, мастер во всех ремеслах, очень богата его жизнь, очень хороши все дела, что он делает, рассудителен, а знак его — обезьяна, то есть ремесло. По крайней мере, внешностью он оправдывает свой гороскоп, — Ах-Суйток улыбнулся своей шутке. — Да и в науках, я слышал, преуспевает. Не будем больше об этом.

Он поднялся с трона и шагнул навстречу Кукульцину.

По стопам его неотступно следовал раб, отгоняя назойливых насекомых от царственной особы веером из перьев. Дальше выступали четверо гвардейцев из личной стражи халач-виника.

— Лучше посмотри, что подарил мне Хун Йууан Чак, — Ах-Суйток протянул жрецу нефритовую статуэтку.

Он узнал ее. Это был воитель, не знавший ни страха, ни пощады, ни сожалений. Впервые Кукульцин увидел таких воинов еще в молодости, когда в чине ахава паломником прибыл в Священный город Чичен-Ицу на праздник Нового огня. Тогда возле храма Кукулькана, возвышавшегося на вершине прекраснейшей пирамиды, приносили в жертву вождя и знатных людей одного из варварских племен, осмелившихся напасть на Священную столицу. Поблизости располагалась еще одна пирамида, возведенная в честь победителей, в недавнем прошлом покоривших эту страну. Крытая колоннада вокруг нее завершала этот величественный комплекс. На каждой из этих колонн был высечен воин-завоеватель в парадном облачении. Эта безмолвная армия из камня, казалось, в любой момент была готова сбросить с себя базальтовые кандалы, чтобы выступить на защиту города и интересов его грозных правителей, но, пока не видно было врагов, их суровые лица беспристрастно взирали на мир людей. Каменных воинов поставили тольтеки — народ, пришедший в Земли фазана и оленя, как народ майя называл свою страну, с северо-запада.

Возглавляемые человеком, который взял имя их Бога и покровителя Кецалькоатля, они стремительно ворвались в мирную жизнь людей, населявших этот благодатный край, и поставили во главе порабощенных городов своих военачальников. Нефритовая статуэтка была родом из города Толлана, страны великих строителей и непревзойденных воителей — предков Ах-Суйтока.

— Подарок, достойный халач-виника, — только и ответил Кукульцин, взглянув на нефритового воина.

— Да, вещица знатная, — с удовольствием отметил Ах-Суйток, пристально посмотрев на своего чилама.

Что-то в этом взгляде сулило неотвратимую беду.

Всего лишь на мгновение Ах-Суйток посеял зерна смятения в сердце Кукульцина. Так бывает утром, когда после пробуждения, еще пребывая во власти тревожного туманного видения, ты пытаешься отыскать причину своего волнения, перебирая в голове ворох вчерашних событий, но не находишь ничего бесстыдного или чегото еще, что могло бы тебя беспокоить, и вскоре первые лучи солнца навсегда растворяют эти сумрачные страхи.

Непринужденная беседа и благодушное настроение халач-виника успокоили жреца. Некоторое время они еще обсуждали те сокровища, что принес с собой Хун Йууан Чак, но постепенно их разговор перешел к делам насущным. Приближались праздники, и, чтобы умилостивить богов, надо было готовиться к жертвоприношениям. Решив, сколько рабов на этот раз должно насытить кровью богов, они распрощались.

Долго еще Кукульцин размышлял у себя в келье о встрече с солнцеподобным Ах-Суйтоком и его поразительном всеведении. Он не питал иллюзий, как многие подданные халач-виника, наделяя своего правителя сверхъестественными возможностями или приписывая ему общение с духами. Не раз Кукульцин, прибегнув к интригам, расправлялся с такими «духами», служившими при дворе глазами и ушами Ах-Суйтока, и теперь жрецу было доподлинно известно, что кто-то из его окружения доносил на него. И этот «кто-то» для Кукульцина был опасней засухи или чрезмерного обилия воды, уничтожающих урожаи. По опыту жрец знал, что боги не так коварны, как тайные обидчики. Милость своенравных богов всегда можно вернуть с помощью щедрых даров и человеческих жертвоприношений: кровь вселяла в сердца знати страх и уважение, а чернь держала в повиновении. Но вот тайные козни врага могут привести тебя самого на жертвенный алтарь. Чутье подсказывало Кукульцину, что юный Ош-гуль и есть тот соглядатай, что неустанно следит за каждым его шагом. Если это так, то надо срочно обезвредить хранителя бани. Однако прежде чем всерьез взяться за Ош-гуля, опытный царедворец должен знать о нем намного больше, чем записано в родословной.

Кукульцин владел древним искусством магии своего некогда свободного народа, он уже давно позаботился о том, чтобы из его окружения никто не смог вспомнить, что он принадлежит к одному из самых знатных родов майя, истребленных завоевателями. Вот уже десять тун он руководил тайным орденом «желтых» магов. Они преследовали единственную цель — свергнуть власть захватчиков, уничтожить культ Кецалькоатля и связанные с ним кровавые обряды и человеческие жертвоприношения.

Покои, отведенные по сути главному жрецу Страны низких холмов, поражали скромностью. Чилам не питал уважения к роскоши и занимал лишь одну, самую маленькую, из пяти комнат своего жилища. В ней находились небольшой алтарь с глиняными масками богов, несколько деревянных табуреток у стола, на котором стояли горшки для хранения продуктов и каких-то снадобий, там же находилась клетка с попугаем, принесенная сегодня утром по его распоряжению, в углу кельи стоял деревянный каркас с плетеной циновкой для сна.