Этой ночью к нему прилетел тот самый орел. Прячась в листве дерева рамон, халач-виника с любопытством наблюдал, как под кроной один его батаб, воровато поглядывая по сторонам, закапывал сосуд с драгоценностями. Еще раз убедившись, что за ним никто не следит, сановник, соблюдая предосторожности ночного вора, направился к себе в дом.

— Хочешь узнать, откуда у Тумуль Кин Йоки это богатство? — вдруг услышал халач-виника позади себя чей-то голос.

От неожиданности Тутуль-Шив пошатнулся. Он даже забыл, что умеет летать, и чуть было не сорвался с дерева. И обязательно бы упал, но перед самым своим падением почувствовал, как чье-то заботливое участие удержало его на ветви. Ни живой ни мертвый от страха он обернулся. Рядом с ним сидел орел, который спас ему жизнь прошлой ночью.

— Лети за мной, и ты увидишь, как верно служат тебе твои подданные, — без лишних объяснений сказал он и взмыл в небо. Вновь обретя возможность летать, недолго думая, халач-виника устремился за большекрылой птицей. Их путь лежал на запад. По-прежнему в небе светила яркая луна, и, купаясь в океане ее серебристого света, Тутуль-Шив мог наблюдать за тем, как по мере их удаления от столицы страны Пуук «Страна низких холмов» постепенно утрачивала свой привычный ландшафт. Вскоре под ними простиралось бесконечное море сельвы. Иногда, словно по волшебству, лунный свет, вдруг пробиваясь сквозь сросшиеся кроны, выхватывал из непроглядной темени часть мощеной дороги сакбеооб, упрямо бегущей под ними в непроходимых джунглях нескончаемой серебристой тетивой. Халач-виника узнал эту дорогу, ах пполок ёки часто упоминали ее в своих рассказах. Все важные магистрали, одной из которых и являлась эта трасса, были политы раствором извести, и в лунную ночь любой странник, застигнутый ночью в дороге, мог без особого труда отыскать такую сакбеооб в джунглях. Через непроходимые леса и горные перевалы она вела далеко на северо-запад и дальше на север, в страну, из которой в земли народа майя ворвались воины безжалостного Кецалькоатля, сметая все на своем пути, словно разрушительной силы ураган. Неожиданно паривший впереди орел сложил крылья и камнем бросился вниз. На мгновенье из черного моря джунглей вновь проступила дорога, на которой Тутуль-Шив увидел бегущего человека. Именно на него охотилась грозная птица: вскоре внизу послышался его приглушенный крик. Взметнулась стайка попугаев. А в кронах высоких деревьев встрепенулась и с криками рассыпалась стая обезьян. Халач-виника не видел, что именно случилось с этим человеком, — на этом участке сельва вновь накрыла дорогу непроницаемым черным покрывалом листвы, из которого сейчас же вынырнул орел.

— Скоро будем на месте, я вижу свет костров, — сообщил он вскоре после этого, — нам нужно укрыться в тени деревьев, люди не должны нас видеть.

И действительно, далеко перед собой халач-виника увидел охваченную неровным свечением огненную змею, которая тянулась до самого горизонта, повторяя очертание прямой, словно стрела, сакбеооб. В нескольких десятках шагов от ее «головы», будто бросая вызов ночи, мерцал маленький островок света, к нему и направились две птицы. Бесшумно пролетая над кронами деревьев, сокол и попугай незаметно приблизились к биваку. Надежно скрытые от постороннего взгляда ночью и листвой, они, не опасаясь быть обнаруженными, наблюдали за лагерем. У костра сидело около десяти человек. По четким, слаженным действиям людей, их шлемам в виде голов животных и грозно свисающим с кожаных поясов дубинкам Тутуль-Шив понял, что перед ними боевая охрана. О чем-то перешептываясь между собой, воины напряженно всматривались туда, где плотное муаровое кольцо ночи обступило дорогу. Вскоре послышались чьи-то шаги, и бойцы, вскочив с мест, рассредоточились в прилегающих к дороге кустах. Сгибаясь под тяжестью своей ноши, на освещенное костром место вышли еще два воина. Под руки они волокли человека, в котором халач-виника признал «бегуна», недавно атакованного своим пернатым спутником. Лицо несчастного было залито кровью. Увидев своих товарищей, ратники вышли из укрытий. Не успели они привести в чувство раненого, как с противоположной стороны появился невысокий человек. Тутуль-Шив обомлел, в свете костра он узнал Ош-гуля. По истечении пятнадцати тун он почти не изменился, только лицо его стало еще более уродливым из-за тяжелой, покрытой струпьями раны вдоль всей левой щеки. Рана задевала глаз, оттягивая вниз нижнее веко, и придавала взгляду свирепости.

— Говори, — приказал он гонцу.

— Мой повелитель, — распластался ниц перед карликом посыльный, — батаб Тумуль Кин Йоки готов выступить со своими людьми против халач-виника Ушмаля.

Вместе с ним это сделают еще трое батабов. Они ждут ваших указаний.

— Как ведет себя Тутуль-Шив? Догадывается ли он о заговоре?

— Как вы и предполагали, о мудрейший, Ах-Суйток-Тутуль-Шив собирается в Чичен-Ицу на праздник Нового огня. Кин Йоки уверяет вас в том, что халач-виника не знает о готовящемся восстании.

— Встань, Чимиль, — Ош-гуль, казалось, остался доволен принесенными ему новостями. — Тебя ждет щедрая награда за твою преданную службу. Что случилось с твоим лицом? Мне доложили, что на тебя напали?

— Примерно в трехстах шагах отсюда на меня набросилась какая-то птица, я даже не успел понять, что произошло, повелитель.

— Подойди ко мне, Чимиль, — приказал Ош-гуль. Он внимательно осмотрел рану на лице гонца. — Мне знаком этот след, — мрачно произнес он. Рана на щеке карлика налилась багрянцем, а поврежденное веко задергалось в нервном тике. — Прости, верный Чимиль, и поверь, мне нелегко это сделать, но он мог даже против твоей воли заставить тебя следить за мной.

Тело гонца вдруг обмякло. С недоумением и болью смотрели его глаза на своего повелителя. Еще некоторое время, цепляясь за плащ Ош-гуля, будто от этого зависела его жизнь, верный слуга, глотая воздух, пытался что-то сказать, но вскоре силы покинули его и, бездыханный, он осел к ногам своего господина. В руках Ош-гуль держал окровавленный нож. Даже не удостоив взглядом тело своего преданного слуги, он, перешагнув через труп, стал пристально всматриваться в верхушки деревьев.

— Почему ты не убил его сразу? — шептали губы карлика. — Раньше ты никогда не оставлял следов, что же изменилось? Известие о том, что гонец ранен, вынудило меня покинуть свой стан и допросить его здесь, вдали от магического кольца, которое охраняет лагерь от твоих чар. Зачем тебе это нужно, желтый маг, чего ради ты прибегнул к этой хитрости? Ведь тебе и без того все известно.

Тутуль-Шив увидел, как вдруг глаза Ош-гуля округлились, потом налились яростным огнем ненависти и злобы.

— А может, ты хотел, чтобы это услышал кто-то еще?

Как же я сразу не догадался? Сведения из уст врага никогда не подлежат сомнению, желтый чародей?! — прорычал он в черный лес. — Огня! Больше огня! Спустить в лес охотничьих собак. Каждый, кто убьет орла, который сидит где-то здесь на ветвях, получит право на выращивание одного дерева какао! Рядом с ним должен быть попугай, он нужен мне живым! — карлик орал до исступления, бегал, подпрыгивал на месте, размахивал руками, разбрасывал головешки. Перепуганные до полусмерти воины кинулись выполнять волю повелителя.

— Нам надо возвращаться, — прошептал орел попугаю.

Стараясь производить как можно меньше шума, они поднялись в воздух, но тут одна из собак учуяла их и, задрав морду, залилась звонким лаем. Ош-гуль выхватил у одного из воинов лук и в отчаянии наугад пустил стрелу. Она почти достигла своей цели, слегка оцарапав левое крыло Тутуль-Шива, и вновь нырнула в густую листву. Птицы покинули ее спасительную тень уже вдалеке от передового отряда. Всю обратную дорогу Тутуль-Шив пребывал под впечатлением странного видения. Почему ему приснился давно ушедший из мира живых наком Ош-гуль, о каком заговоре он говорил и что еще за желтый чародей? За этими размышлениями дорога назад пролетела быстро, он и не заметил, как перед ним во всем своем великолепии предстал город его предков — главный церемониальный центр и столица страны Пуук — Ушмаль. Улицы, по которым бегал маленький Тутуль-Шив, стали неузнаваемы, город вырос, раздался вширь. По приказу молодого халач-виника сотни каменотесов возводили здесь новые храмы, дворцы, пирамиды, памятные стелы и общественные здания.