В животе заурчало.

— Среди нас есть и те, кто полагает людей и иных разумных, если не равными Перворожденным, то всяко имеющими не меньше прав на мир, чем мы. Сторонники равновесия уверены, что, коль люди были созданы, как и орки, и драконы, то миру они необходимы.

Он поставил чайник.

И вытащил тарелки. Достал хлеб, уже разрезанный на куски. Следом появился горшочек с маслом, и другой, куда побольше.

Пироги.

В животе заурчало.

— Есть и те, кто, возможно, и согласен, однако полагает, что не стоит вмешиваться в дела низших рас, что Перворожденным стоит больше внимания уделять собственным проблемам.

— А у вас есть проблемы?

Эль молча развел руками. Ну да… куда ж без проблем-то?

В горшке обнаружилось рагу из кролика. А во втором — картошка, щедро посыпанная зеленью. Масло пахло чесноком. Или это хлеб? Главное, ложилось оно ровным слоем, а я смотрела, как ловко управляется Эль с ножом и раздумывала, как сказать ему… в общем, обо всем.

Или пока не говорить?

Лич с демоном никуда не денутся, а ужин остынет.

— Есть и те, кто полагает, что боги давно покинули мир. И потому не стоит так уж полагаться на них…

Мясо протушилось до той степени, когда куски разваливались на волокна и мешались с плотной вязкой подливой. Макать в нее хлеб было вкусно.

Правда, маслом я его мазать не стала. У эльфов, у них свои вкусы.

— …а стоит гораздо плотнее заняться вопросом человеческой экспансии. Вас слишком много. И с каждым годом становится все больше.

— И это… не нравится?

— Мой дед со стороны матери уверен, что лет через пятьдесят людей станет больше, чем всех прочих рас вместе взятых. А еще через пятьдесят и это число удвоится. А потом…

— Я поняла, — я разломала пирог.

Надо же, ягодный. С малиной и калиной, а потому ароматный до одури и с легкою горчинкой.

— И тогда справиться с вами будет уже невозможно.

— А оно надо, справляться?

Эль пожал плечами и честно сказал:

— Я не знаю. Я… раньше мне люди представлялись, если не врагами, то неразумными детьми, которые по незнанию ли, по… другим причинам, но могут причинять боль.

Могут.

Еще как могут. Порой с немалым удовольствием.

— И возможно, он прав в том, что порой вас стоит… ограничивать.

Стоит.

Соглашусь.

— Но вот… — Эль сунул пальцы в волосы. — Способы… дед… он ратует за существенное снижение вашей численности.

Только кто согласится на подобное добровольно?

— И как он это себе представляет?

— По-разному. Есть… способы… травы… магия… работа с фертильностью, — он покраснел. — Я раньше не лез в его дела. Пойми, мне это было не интересно. Просто слушал кое-какие разговоры… матушка… часто с ним переписывается.

И почему я не удивлена.

— Мои старые друзья, с которыми я служил. Многие думают так же. Но думать — это одно, а делать…

Я отложила пирог.

Встала.

Обошла стол. И встав за спиной мужа, обняла его. Просто обняла.

Эль вздохнул.

— Я не знаю, что из того правда. Есть ли правда вообще или… — от него все-таки пахло лесом и медом, и еще дымом. — На наших территориях давно установлены ограничения. Оказывается. А я не знал. Мне было не интересно. Но… чтобы родить ребенка, нужно получить разрешение.

И я вот не знала.

Мне тоже было мало интересно, как живется людям на эльфийских землях.

— Эксперимент своего рода, но там его поставить можно…

…а здесь люди не слишком обрадуются, если кому-то вздумается диктовать им свои условия.

— Здесь у нас нет власти. Пока нет… это мнение, что… если люди докажут собственную неспособность управлять своим же государством, если станут причиной большой войны…

…это, во-первых, здорово сократит их численность, что лишь порадует отдельно взятых ушастиков. А во-вторых, даст веский повод взять неразумное человечество под опеку со всеми вытекающими.

Как-то лич в подвале и проблемой перестал казаться. А что? Сидит себе тихо, крыс дрессирует, капустку жрет. Не сосед — мечта. В отличие от некоторых.

— Многого мне не расскажут, поскольку…

— Ты взял в жены человека.

— Именно. Мне… намекали, что все еще можно исправить.

Интересно, каким таким чудесным образом? Не тем ли самым, в результате которого у нас… лич завелся?

— Сегодня я говорил с бабушкой.

А волосы у него мягкие.

И легкие.

Тонкие, что нити. Шелковые. Я перебираю пряди, а он сидит, глаза закрыв, и говорит. Устало так. И я чувствую его усталость, как собственную.