Леди Алауниэль людей недолюбливала, пусть и предпочитала об этом помалкивать из соображений исключительного воспитания и политической целесообразности. Но видят Светлые боги, порой терпение ее, немало тренированное воспитанием супруга и сына, подвергалось ужасающим испытаниям.

Как вот сегодня.

Нет, в следующем году мероприятие стоит сделать закрытым.

Для избранных.

— Дорогой, — обратилась леди Алауниэль к сыну, который шел по правую руку, но дистанцию, подобающую его положению, не держал. Он то забывался и отставал на пять шагов, что могло быть истолковано превратно — леди Вилиниэль, встреченная якобы случайно, всенепременно пустит слух о сыновней непокорности или даже, упасите Боги, о ссоре… вечно она все преувеличивает. А порой мальчик подступал слишком уж близко, демонстрируя неприглядную эмоциональность.

И задумчивый какой.

Отрешенный.

Быть может, влюбился? Леди Алауниэль нахмурилась, но вспомнила, где находится.

— Дорогой, — повторила она очень ласково, и Тири вздрогнул. — Ты не приболел?

— Я здоров.

Какая краткость.

Граничащая с грубостью краткость. Неужели забыл о том, что отвечать старшим надлежит почтительно и подробно, но не забывая о границе, которая отделяет вежливость от болтливости.

И все-таки мальчик у нее получился неудачненький.

Не хватало ему ни величественной сдержанности отца, ни изысканной красоты Хрустальной лилии… и умом не отличался, наставники с ним намучились…

— Дорогой, ты ведь помнишь, где мы находимся? — тон леди Алауниэль был мягок.

Обманчиво мягок.

— Да, — сын вновь проявил краткость, граничащую с непочтительностью. — Забудешь тут…

Леди Алауниэль нахмурилась.

Все же не следовало привозить его в город… мальчик слишком юн, подвержен тлетворному влиянию, а какое еще влияние могут оказывать люди, среди которых ему пришлось находиться? И прямо сейчас, и, так сказать, в принципе.

А еще эта нелепая его идея о самостоятельности… леди Алауниэль прекрасно известно, что самостоятельность — не для ее сына. И естественно, она постарается донести эту мысль до Тири… но дома. Выяснять отношения на людях — удел людей.

— Тогда, будь добр, улыбнись. Нет, дорогой, не так… улыбнись непринужденно… помнишь, я тебе говорила потренировать непринужденную улыбку перед зеркалом. Ты тренировал?

Она обращалась к сыну ласково, стараясь, чтобы не прозвучало в тоне ее и намека на недовольство.

— Недостаточно… твоя улыбка выглядит несколько вымученной. И люди могут принять это за оскорбление. Крайне обидчивые существа… ничего, мы вернемся домой и потренируемся вместе.

Леди Алауниэль ободряюще коснулась руки сына.

И тот покраснел.

А левое ухо дернулось… вот снова! Сколько уж она обращалась к целителям, но все без толку! Твердят, будто мальчику ее нужен покой и нервный тик сам пройдет… а один, особо наглый — верно, не обошлось без человеческой крови, и не будь он столь известен, леди Алауниэль не переступила бы порог его дома — смел утверждать, что она задушила мальчика заботой.

Не задушила.

Окружила.

— Все будет хорошо, — леди Алауниэль коснулась щеки, жест почти неприличной близости, но рядом никого из знакомых не было, а секретарь промолчит. — Мама тебя не оставит…

Сын вздохнул.

Она хотела добавить что-то еще… про гномов, кажется, вернее, про целебные их источники… или про орочьи грязи… в общем, важное, когда внимание ее отвлек секретарь. И способом таким, который заставил леди Алауниэль усомниться в разумности своего выбора.

Она ведь изначально сомневалась, стоит ли принимать полукровку на столь ответственную должность… но рекомендации были хороши, а секретарь нужен… и до сего дня служил он безупречно… а тут вдруг взял и рывком сдернул леди Алауниэль с тропы.

И сам вперед шагнул.

Немыслимая наглость!

Она ведь едва не упала! И упала бы, когда б не Тири, успевший подхватить… все же мальчик не до конца потерян. Просто леди Алауниэль следует приложить больше сил к его воспитанию.

— Не бойтесь. Барсик смирный, — раздался низкий голос, который леди Алауниэль сразу не понравился.

Как и его обладательница.

Но леди Алауниэль была слишком хорошо воспитана, чтобы выказать свое недовольство прилюдно.

— Лагаст, — произнесла она тоном столь мягким, что секретарь вздрогнул.

И отступил с дорожки, а пред очами Хрустальной лилии предстала картина удивительнейшая в нелепости своей.

Первой, на кого она обратила внимание, была как раз-то девица. Естественно, человек. На нынешней выставке людей было множество, как среди посетителей, так и среди участников. Наивные, полагали, будто бы их питомцы способны составить конкуренцию воспитанникам благородных эльфийских семей… нет, к кошкам у леди Алауниэль претензий не было.

Кошек она даже любила.

Да и кто их не любит?