Шрифт:
Кардинал извлек из-за пояса увесистый кожаный кошель:
— Это деньги, тебе могут понадобиться, хотя при герцоге нуждаться ты не будешь.
Следом показался еще один, не такой большой и увесистый.
— А это датура. Не показывай, где хранишь ее, Марку.
— Будет исполнено, — брат Хэйл чуть привстал на локтях. — Есть еще кое-что. Как мне думается, это важно. Могу сказать?
— Говори, конечно.
— По пути сюда, господин, я встретил мертвеня.
Взгляд кардинала стал холодным и внимательным.
— Павший легат той самой армии, что три столетия назад пыталась овладеть Севером. Ваше Высокопреосвященство, это не собственный дух поднял кости из могилы. Связи между костей не было, и он рассыпался, едва я приказал ему.
— Некромантия? — задумчиво проговорил пресвитер.
— Несомненно, — согласился Призрак.
— Кто-то местный, какая-то ведьма? Или же некто из царства Мертвых?
— Тяжело сказать. Если бы легат стал поднимать своих воинов, тогда ответ был бы очевиден.
— Ты молодец, что не стал выяснять это, думаю, время даст объяснение тому, что происходит. Возможно, Кашш начал какую-то свою игру.
Грюон вытер внезапно выступившую испарину и сказал:
— Теперь тебе надо поспать. Отдохни, а для меня день еще не закончен.
Он положил ладонь на лоб Призрака, и тот провалился в сон.
— Вот так хорошо, — прошептал сам себе кардинал. — Посмотрим, как моему другу из Мертвого Королевства понравится Верная Казнь, ежели он сделает то, чего я ожидаю от него. Я бы на его месте так и поступил. И если он сделает это… значит, я не ошибаюсь. Значит, Остэлис писал именно об этом. Такая красивая легенда может оказаться былью. И я молю Небо, чтобы так и было. Кто решил, что застежка не может быть иглой?
Грюон зло улыбнулся. Расстегнул рубашку на груди Призрака и поднялся. Поставил пустую чашу на стол, не обратив внимания, что та опрокинулась и покатилась с глухим звоном по полу.
«Ты, конечно же, в таком случае даже не станешь ждать, когда Бенегер прочтет все свитки, и вломишься, едва приоткроется створка, — думал пресвитер, — тем самым сломаешь и активируешь все печати одновременно. И в таком водовороте Истинной Силы даже не заметишь капкан, который протащит в себе тот, кто является застежкой заклинания».
Кардинал медленно выдохнул и начал читать молитву на красивом, певучем языке…
…И лишь когда за окном забрезжил рассвет, он торопливым шагом вышел прочь, пройдя предварительно по комнате и задув все свечи.
* * * *
Волдорт почти не спал, все ворочался, переживая события последнего дня, и забылся сном только под утро. Но, когда забрезжил в окне предрассветный лучик, вскочил, едва дверь отворилась. Он увидел одного из людей кардинала, одетого по-походному, с неизменной пикой в руке. Сердце Волдорта в надежде заколотилось, и он едва не подпрыгнул, когда услышал: «Собирайся живо». Священник не заставил себя ждать. Быстро одевшись, последовал за гвардейцем. Снаружи его ожидали еще трое, и так, окруженный квартетом молчаливых солдат, Волдорт, пройдя немыми коридорами, вышел во внешний двор. Свежий воздух, наполненный утренней росой и запахами сада, словно требовал вдоха полной грудью, и Волдорт так и поступил, наслаждаясь чудесным утром. Все было почти готово к отъезду: суетились конюхи и прислуга, укладывая последние пожитки да проверяя упряжь. Сам кардинал, стоя чуть поодаль, о чем-то беседовал с Марком Ирпийским. Видно, удовлетворенный беседой, он похлопал его по плечу и подошел к повозке. Глянув на священника, произнес, как тому показалось, совершенно искренне:
— Разумней было бы не ехать, но твоя добродетель заразительна. Попробуем спасти несколько жизней. Позавтракаем в дороге.
После этих слов Грюон залез в повозку и удобно расположился там. Волдорт забрался следом и занял место напротив. С благодарностью принял кусок хлеба с козьим сыром и стал уплетать за обе щеки, запивая молоком из кувшина. Повозка мягко тронулась и в сопровождении целой кавалькады воинов, телег с провиантом и фуражом, запасных лошадей и волов устремилась на юг: на дорогу, ведущую к порубежной заставе у самых Аргоссов.
31.
31.
Конопатая луна звериным глазом смотрела с высокого ночного неба. Несколько звезд обрамляли ее, словно драгоценные камни на белом воротнике платья, окаймляющие шею какого-нибудь маркиза. Серебристая дорожка лунного света, затаиваясь на середине ильмени, прибегала к камышу и терялась в его зарослях. Рыхлые серые облака быстро плыли, отчего казалось, что лунный глаз иногда подмигивает или томно прищуривается. Когда ночное светило скрывалось за облаками, их края окрашивались в грязно-канареечный цвет с черными рваными полосами.
Почти у самой кромки мутной от тростника зеленой воды жаркие языки костра алчно поглощали поленья, тянулись от их почерневших концов с красными прожилками к еще немного сырым краям. Трещало влажное дерево, а от наваленных в костер еловых лапок валил густой едкий дым — защита от гнуса, которого на ильмени было несметное количество. Пахло хвоей, тиной и жареным мясом: готовился большой поросенок. На толстых сосновых бревнах, положенных квадратом вокруг костра, сидело несколько темных фигур.