– Покажись, – говорю я, с трудом скрывая злость, – и объясни, зачем ты всё это делаешь.

В надежде получить ответ таращусь в зеркало: где ещё появиться Лукавому и его прихвостням, как не в зеркале? Зеркала пугают и завораживают, отражения в них живут своей собственной жизнью и подходят к зеркалу лишь тогда, когда сами этого хотят. Не раз замечала, что в одном и том же зеркале при одном и том же освещении я кажусь себе десятком разных людей: у каждого своя история, свой взгляд на ситуацию. Мы собираемся все вместе и делимся переживаниями, накопленными за последние часы. Мы делаем это безмолвно: зеркала не пропускают звуков, зато прекрасно проводят потоки сознания – мы сплетаемся в единое целое, а потом расплетаемся и, унося на себе частички других реальностей, расходимся по своим зазеркальям. Самое приятное в таком обмене личной информацией то, что даже если зазеркальная я разболтаю что-то, на мне настоящей это никак не скажется.

Зеркала неодинаковы по своей проводимости: некоторые вообще на неё неспособны и на самом деле всего лишь отражают человека настоящего. Отражения эти обычно самые красивые, но задержаться возле таких зеркал не хочется: зацепиться там не за кого – и вы спешно поправляете свою причёску и уходите, уверенные в своей неотразимости, хотя на самом деле смотрели именно на отражение. Никогда не служат порталами в другие миры карманные зеркала и экраны телефонов – они слишком малы для этого. Не знаю, какого размера точно должно быть зеркало, чтобы через него можно было пообщаться с другим собой, но, согласно моей аксиоме, оно должно быть способно отразить одновременно глаза и сердце. Кроме того, место, где расположено зеркало-портал, не должно быть проходным: никакому зазеркалью не пробиться сквозь хотя бы десятки быстро убегающих отражений. Поэтому зеркала в коридорах, примерочных и общественных туалетах обычно не обладают свойствами проводников. Исключения составляют разбитые и те, перед которыми кто-нибудь умер, но от них обычно предпочитают избавляться, и лично мне ни разу не доводилось в такое смотреть.

В отчем доме лучшей проводимостью обладает метровое зеркало в моей комнате, здесь, в тёткиной квартире, это именно зеркало в ванной. Но Дьявол мне не отвечает, он не посылает даже какого-нибудь мелкого демонёнка, чтобы передать весточку: я вижу только саму себя, веснушчатую и с пушистыми волосами – совсем не пара Сатане.

– Ну и Дьявол с тобой! – ругаюсь в зеркало. Говорю это, конечно, не отражению и даже не зазеркальной себе, а непосредственно Лукавому. Может не отвечать, если не хочет, но это не значит, что он меня не слышит.

В коридоре быстро топочут маленькие босые ноги. Потом слышен грохот. Потом – плач.

Выхожу с тряпкой в руках и вижу: маленький Миша поскользнулся на разлитом масле. Трамвай, конечно, не появился и не отрезал ему голову, а Аннушка сидит рядом и пытается утешить несчастного, но всё равно вышло крайне неприятно.

***

У студентов имеется уйма причин опаздывать на пары, список их может варьироваться в зависимости от наглости обучаемого, уважения к преподавателю, курса, специальности и того, не приходится ли прослушивать этот курс повторно. Но в основном, от наглости. Если вы проспали – это ещё полбеды, а вот если после позднего пробуждения вы решаете сварить себе кофе и овсянку – нельзя же идти голодным! – принять ванну, накраситься, заехать к подруге за каким-нибудь каталогом… Словом, если вы смещаете приоритеты с учёбы на себя любимого, то это уже с некоторых сторон беда. Однако не стоит винить всех и каждого в наглости и неуважении к дисциплине: кто-то встал и даже вышел из дома вовремя, только потом всё равно застрял в пробке; у кого-то утром собаке стало плохо, а питомцев нельзя бросать на произвол судьбы, иначе сам в следующей жизни станешь больной бездомной собакой; а кто-то и сам заболел. А кто-нибудь ещё вообще не хотел приезжать на первую пару, но каким-то чудом оказался на месте слишком рано и решил не просиживать штаны в коридоре. Бывает и такое, что преподаватель сам систематически задерживается, и тогда студенты подстраиваются под него, приезжают позже или первый час степенно пьют растворимый кофе в кафетерии, и тогда, если профессора вдруг занесёт в аудиторию вовремя, он уже не будет иметь права ругать нерадивых и непунктуальных студентов. Хотя многие этим принципом пренебрегают и берутся судить других по своду законов, которым сами не следуют – жалкие люди, не заслуживающие на деле ни крупицы уважения, проще говоря, самодуры. Увы, все сферы жизни просто пронизаны ими, как рокфор плесенью.

Что касается меня самой, то причина моих систематических опозданий проста – у меня нет будильника. Совсем. Не признаю само их существование, как ненавижу прерывать сновидения, и при любом удобном случае выключаю несчастные звенелки, а то и разбиваю их. Людям стоит понять, что будильник есть зло в последней инстанции, и если Сатана и атаковал Землю техническим прогрессом, то он, несомненно, начал с будильника. Нет ничего хуже человека, проснувшегося по будильнику, выпавшего в мгновение из сонной реальности и совершенно не понимающего, где он и что он, однако неизбежно выносящего свою сонную обрюзгшую физиономию на улицу с тем, чтобы отравить настроение окружающим.

Итак, у меня нет будильника, и поэтому я проспала, однако я полна энергии, как созерцательной, так и деятельной, когда, на ходу натягивая халат, ступаю на кафедру хирургии. Здесь не бегают. Здесь не опаздывают, а задерживаются. Здесь стены, препараты, плакаты и инструментарий, да и даже сам воздух пропитаны духом советского союза, его монолитностью, тяжестью и степенностью, и я даже представить не могу, чтобы кто-то здесь стал кричать или отчитывать. Приходя сюда, я будто попадаю в музей, в место, где нельзя шуметь, где некуда торопиться.

Быть может, это несколько странно, но порой мне кажется, что при коммунизме отдельно взятому человеку уделялось больше внимания, чем сейчас. Уважения к нему было больше, что ли… Существует простая истина, о которой теперь, в погоне за повышением производительности, забыли: здоровый человек работает лучше, работает на совесть. Он не страдает от стрессов и некомфортных условий труда, от недосыпа и недоедания, не тревожится мыслями, где бы раздобыть ещё немного денег на оплату коммуналки, и не стоит ли утащить пару палок колбасы из цеха. К слову о колбасе, она тоже выходит лучше, если делать её по ГОСТу, из мяса, а это самое мясо не кормить геномодифицированной кукурузой и не обкалывать гормонами. Но так выходит дороже, а мир наш устроен таким образом, что ничего важнее денег в нем нет. И если я просплю лишний час, это будет час недоработки, и кто-то потеряет немного прибыли – сущие копейки, в общем-то, совершенно незаметные в его необъятном капитале, но этот кто-то слишком жаден до денег, он предпочёл бы, чтобы я работала круглосуточно, без перерывов на сон, обед и походы в туалет. А пока я здесь, дело обстоит иначе: можно самому расставлять приоритеты, и, если мне хочется спать, я имею право спать.

Не боясь получить выговор, стучу в дверь, приоткрываю её и бормочу:

– Извините за опозда… – и спотыкаюсь на полуслове: за преподавательским столом сидит Дьявол собственной персоной.

Своё старинное пальто он сменил на белоснежный халат, который болтается на Сатане, как на вешалке; козлиной бородки тоже нет – теперь и не скажешь уже с полной уверенностью, что перед тобой Лукавый. Но это он – я-то видела его без маскировки! И потом, резная трость при нём, хотя и не очень понятно, как он оперирует, если одна рука всё время занята… Это не очень хорошая маскировка.