«Ну вот, повысили меня, а что толку? — думала бедная Олива по дороге к метро, — Мне-то что от этого, если ему насрать? Да если б на него это хоть как-то могло повлиять, я бы горы свернула! Только это ведь никому не нужно… Даже если б я добилась таких высот, что обо мне узнал бы весь мир — ему было бы похрену, а для себя мне ничего не надо…»

Она пришла домой и тут же, не снимая одежды, легла на кровать. Ей было плохо. Вспомнила, что в кошельке осталась зарплата, но встать и вытащить её не было ни сил, ни желания.

«Пятнадцать тысяч в кошельке плюс семьдесят в конверте… — зачем-то стала подсчитывать в уме Олива, — Если не считать, что всего на руки восемнадцать триста двадцать девять с копейками — пятнадцать в конверт, остальные на расходы, мне ведь много не надо… Семьдесят и пятнадцать это будет… это будет… Сколько же это будет? Восемьдесят пять… Да ещё плюс надбавка, это будет девяносто… Боже мой, так много?! Когда же это я успела столько накопить? Куда мне столько? Что я с ними буду делать, ведь мне ничего не надо…»

«Однажды кто-то из моих друзей сказал — кажется, Яна — что деньги это ключ, который открывает любые двери. Деньги исполняют желания. Что я могу пожелать на девяносто тысяч? Могу купить плазменный телевизор. А зачем он мне? Мне он нужен как собаке пятая лапа, — рассуждала Олива сама с собой, — Или, например, могу поехать в путешествие по Европе. А толку? Что я там забыла, в этой Европе?.. Нет, — вздыхала она, — Вот и выходит, что не в деньгах счастье. Разве буду я счастлива, путешествуя по Европе в одиночестве, зная, что Он меня бросил? Разве буду я чувствовать себя счастливой, позволяя себе покупать всякую дорогую херню, которая мне, в принципе, не нужна? Единственное моё желание — чего там греха таить — это то, чтобы Салтыков не смог без меня жить, так же, как и я без него, чтобы он искренне раскаялся, и чтобы его любовь ко мне была истинной, а не той показухой, в которую он играл всё это время… Но настоящее чувство за деньги не купишь…»

Тинькнул сотовый телефон. Олива схватила его — эсэмэска была от Салтыкова! Радостное волнение охватило её несмотря ни на что — всё-таки, вспомнил… написал… Дрожащими руками вскрыла она эсэмэску, но тут же с проклятием швырнула телефон на кровать.

Эсэмэска была пуста.

«Конечно… — горестно усмехнулась Олива, — Я-то, дура, понадеялась, что он мне написал — как же, держи карман! Эта пустая эсэмэска — просто досадная случайность, так ведь часто бывает, если нечаянно нажмёшь не ту кнопку в телефоне…»

Потом, конечно, уже было непонятно, так ли уж случайно нажал Салтыков эту кнопку в телефоне, но даже если это и была случайность, то впоследствии она обошлась Салтыкову очень и очень дорого.

«Ты издеваешься надо мной?! — написала Олива ему в ответ, — Я понимаю, что тебе абсолютно похуй на меня, но зачем же так издеваться?! Что я сделала тебе, я не могу понять?! Я же всегда любила тебя, а ты взял и развалил мне всю жизнь! За что?!»

Ответа не последовало.

Олива неподвижно лежала на кровати и видела, как набухали за окном синие сумерки июньской ночи. 

Он не ответил.

Позвонила Яна, предложила съездить в Питер к Майклу на выходные. Олива машинально согласилась: ей было всё равно, в Питер так в Питер, лишь бы не оставаться дома, в этих постылых стенах, из которых она так и не смогла вырваться этой зимой.

С горя Олива уснула, как только закончила телефонный разговор. Она ещё смутно надеялась, что ответ придёт хотя бы к утру. Но тщетно: наступило утро, а ответ от Салтыкова так и не пришёл.

Утро сменилось днём, вечером, ночью. Весь день Олива крепилась, подавляла то и дело подступавшие к горлу рыдания. Работа валилась у неё из рук — ей теперь было не до этого.

«Почему ты не ответил мне?! Почему?! Ответь мне, я тебя умоляю!!! — снова написала она ему, как только наступила ночь, — Я никогда ещё никого не любила так, как тебя, а ты взял и надсмеялся надо мной!!! Я же верила тебе!!! Зачем ты так поступаешь? Зачем? Ответь мне!!!»

Это был крик души, вопль о помощи. Но и он остался без ответа.

…А через десять минут Салтыков позвонил Майклу.

— Слушай, Майкл, ты щас с москвичками общаешься или нет? — спросил он его.

— Да так, иногда… А что?

— Скажи им, чтобы присмотрели там за Оливой, как бы она опять с собой чего не натворила. Похоже, всё началось с новой силой…

— Что именно началось? — не понял Майкл.

— Сам знаешь что, — ответил Салтыков, — Опять заваливает меня истеричными эсэмэсками. Я уж и вздохнул свободно — да не тут-то было…

— Нда уж, — озадаченно пробубнил Майкл, — Я, конечно, скажу девчонкам, но не думаю, шо ей это поможет. Поговохил бы ты с ней сам уж, что ли…

— Нет, Майкл, — отказался Салтыков, — Чего ради я буду говорить с ней? Опять перетирать то, что уже и так понятно? Ты же сам знаешь, я давно всё решил, и рассчитывать ей не на что…