– Давай я сам, – потянулся я за ложкой, слава богу, руки целы.

Иван усмехнулся.

– Ну молодец, раз так. А то я думал, возиться с тобой придется.

– Не придется, – мягко ворчал я, осознавая свое положение.

Я с удовольствием проглотил еду, которая оказалась очень вкусной, наверно потому что приготовлена на печи. Когда я вычерпывал последние капли, снова появилась Олеся, и принесла отрезанный кусок пирога и кружку горячего молока.

– Ого, мне еще и десерт полагается? – обрадовался я глядя на Олесю.

Та, даже не отвела взгляда, только молча смотрела стоя покорно возле отца. В ее взгляде не было, ни гордыни, ни недоверия, ни стеснения. Она просто смотрела, изучая человека пришедшего из другой стаи.

– Когда я смогу встать? – Посмотрел я на хозяина дома.

– Не знаю, от твоего организма зависит. Но пока не советую давать нагрузку на больную ногу.

– А как же я ходить буду? Я долго без дела не могу.

– Олеся принесет костыли, у меня есть. Сам будешь ходить. Я же говорил, и мне приходилось быть в таком положении.

– А где тут у вас туалет? – спросил я тихо, стесняясь Олеси.

– Нужник что ли? А вон, ведро.

Я повернулся, – по правую руку в углу, за спиной Ивана, стояло ведро.

– Да вы издеваетесь что ли? – возмутился я. – А кто выносить будет? – Она? – указал я головой в сторону занавески.

– Нет, я утром вынесу. А когда сможешь сам передвигаться, на улицу будешь ходить. Только бежать не вздумай. С такой ногой, далеко не убежишь. Заблудишься, или зверь, какой… растерзает. А я больше спасать не буду! – уверял Иван.

– Не бойся, не убегу! – отрезал я и добавил, бухтя по нос: – Хотя, идея хорошая.

Иван опять усмехнулся.

– А мне нравится твой характер, – сказал он.

Я отреагировал молча, углубляясь в свои мысли.

«Куда я попал? Почему они так странно выглядят? Староверы в наше время придерживаются только обрядов, но одеваются то, как все современные люди. А тут, я как будто присутствую на сьемках какого-то исторического фильма. Долго я так не выдержу! Интересно, кто-нибудь из наших выжил? И ищут ли меня?»

С этими мыслями я заснул. Я вообще, периодически проваливался в сон. Проснулся от того, что кто-то в соседей комнате за занавеской, разговаривал на повышенных тонах. Голоса были мужские. Я расслышал, как Иван резко высказался: – «Рано делать выводы! Подождем!» После чего, гость ушел, топая разъяренно ногами, и недовольный исходом разговора. Я потерялся в пространстве и не знал, какое время суток. И наконец, я услышал ее голос.

– Проснулся? Кушать будешь?

– Не кушать, а есть! – поправил я.

– А будешь умничать, останешься без обеда.

– Ладно, извини! – исправил я положение.

«И чего, я на нее взъелся? Она же не виновата!»

– Я так понимаю, если обед, значит сейчас день? – попытался наладить разговор с кормилицей.

Да, так и есть. Завтрак ты проспал. Ты есть то будешь?

– Не откажусь, проголодался. А пирог остался? Очень вкусный был.

– Остался. Поешь похлебки, потом и пирог будет.

– Как странно звучит: «Похлебка!»

– Чего тут странного? – посмотрела она косо.

– Сейчас так не говорят.

– А как же?

– Суп или бульон. Если из зелени, – Щи.

– Щи? Щи, у нас тоже готовят.

– Ладно, давай свою похлебку, она мне тоже понравилась, – махнул я радостно рукой.

Олеся, кажется, тоже была довольна. Она исчезла на пару минут за занавеской, и появилась с глубокой деревянной и вырезанными на ней узорами тарелкой в руке. Поставила все это на табурет, возле кровати, или лежанки, (как они ее называют), и расположилась довольно рядом.

– Давай помогу. Она подняла подушку повыше, чтобы мне удобно было сидеть.

– Спасибо, справлюсь. Ты лучше расскажи, кто такой сердитый приходил?

Олеся, размышляя потупила глаза, а после произнесла:

– Отец сам все тебе расскажет.

– Понятно. А тебе значит нельзя?

– Влетит мне. Он сам откроет все, когда время придет.

– И что мне лежать здесь все время в неведении? – ответил нервно я, прихлебывая суп.

Олеся замолчала, по ее лицу было видно, что она хотела что-то поведать, но боялась отца.