Я почти успокоила разволновавшееся сердце и почти решилась, когда на столе ожил коммуникатор.

– Рина, зайдите ко мне.

Ох.

Меня бросило в жар, в нос ударили духи. От волнения я даже забыла поправить прическу.

В кабинете было холодно из-за распахнутых настежь окон.

Не меньшим холодом веяло от Талия Джонаса.

В отличие от Вади, на его лице не было и намека на похмелье. Намека на… вчерашнее – тоже.

– Господин Джонас, – я остановилась возле стола, на котором вчера… Ох.

Он несколько мучительных секунд смотрел на меня с совершенно непроницаемым лицом.

– У меня есть для вас предложение, – произнес он, и мое сердце подпрыгнуло. Предложение?! О… О… О-о… Но пока я сходила с ума от бешеного вороха смелых догадок, он продолжил: – В отделе статистики есть хорошая должность.

Я заморгала, в ушах зашумело, и я, должно быть, просто ослышалась.

– Статистики? – я не узнала собственного голоса.

Это какая-то чушь. Недоразумение.

Что вообще происходит?

Он решил от меня избавиться?

– Это хорошая перспективная должность. Там вы сможете научиться гораздо большему, чем здесь, – негромко пояснил он. – Считайте это повышением.

Он решил от меня откупиться.

Злость змеей подняла голову и зашипела где-то внутри.

Я шипеть не стала.

– Мне не нужно повышение, – медленно сказала я.

– А что вам нужно?

– Вы.

Талий Джонас не выказал ни одной эмоции. Взгляд анаконды, вероятно, был призван меня смутить. Но смутить МЕНЯ – не так-то просто.

– Забудьте об этом.

Я выгнула бровь – пока внутри рушились города моих надежд, руль перехватила холодная ярость.

– Для этого у меня слишком хорошая память, – губы сложились в улыбку.

Продолжая замораживать мое сердце своим ледяным взглядом, он хмыкнул. – Что-нибудь еще, господин Джонас? Может, кофе?

Он отвернулся к монитору, и мне померещилась усмешка.

– Отмените встречу после обеда. И поторопитесь с отчетом по маградиации.

– Конечно.

Ярость бросила управление, только когда я оказалась в туалете. Заперла дверь и создала чары тишины.

О, господи, ну почему?

Я ударила ладонью и стене, из груди рвались рыдания. Глаза и нос защипало.

И только ясная картинка – как будет выглядеть мое распухшее, покрасневшее лицо под сиропом из слез, соплей, туши и пудры – отрезвила и удержала от немедленной истерики.

Я несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула. С превеликой осторожностью заморозила кубик льда, завернула в салфетку и приложила к глазам – они предательски успели покраснеть. Поправила волосы. Соблазнительно улыбнулась зеркалу.

Козел.

За кого он меня принимает?

Нет уж, дорогой мой, так просто я не сдаюсь. Если и отступлю – это будет мое решение, и только мое.

Я кивнула отражению и убрала чары тишины.

Хорошо.

Что там – встреча и отчет. Все будет в лучшем виде.

Вадя торчал в подвале. Он низко склонился над какими-то распечатками и так увлекся, что не заметил, как я вошла.

– Все секреты открыл? – спросила я, и он вскрикнул и выронил карандаш.

– Блин, Рина, – послышалось из-под стола, и он звонко приложился затылком о столешницу.

У меня с некоторых пор столы вызывали определенные ассоциации, и я тряхнула головой, сбрасывая наваждение.

– Я знаешь, что думаю? – спросил он, когда растер шишку. Синяк на его лице заметно спал – и спал бы еще больше, если бы он догадался намазать его еще раз вечером. Но он, конечно, не догадался или забыл. Это же Вадя.

– Очевидно, что поселиться в гостиной – прекрасная идея? – предположила я. Потому что первым делом, когда вернулась домой, я запнулась о его сумку с вещами. – Мог бы занять гостевую спальню. Их здесь целых три. И вообще, ты говорил с отцом?

Вадя нахохлился и укусил карандаш.

– Нет, не говорил, и не собираюсь. Тебе жалко что ли? Я тогда пойду… Пойду…

Ага. Из вариантов – только дом моей матери. Это будет просто комбо.

– Нет, мне не жалко, именно об этом я тебе и сказала. Но и ему-то хотя бы сообщи, где пропадаешь.

– А ты еще не рассказала? – пробурчал Вадя, глядя на меня исподлобья, и с треском отгрыз щепку. – Тьфу! Блин… – он бросил карандаш.

Я с удивлением поняла, что Талий Джонас меня даже НЕ СПРАШИВАЛ… Хотя, чему удивляться – он же сам откровенно признавался, что следит за ним. Конечно, он в курсе, где ютится блудный сын.