— Ч-чего? — выдал я.

Монах ничего не ответил.

— Надо туда? — недоверчиво спросил я. — Старуха же сказала…

Маррайяш резко повернулся ко мне. Чересчур криповый жест от того, кого я воспринимал только как доброго целителя.

— Ладно-ладно! Я понял!

Нокс выставил руку, не давая мне пройти. Вместо этого он смерил монаха долгим взглядом и прошел вперед. Мы последовали за Пересмешником. Анна скривила пальцы и сконцентрировала энергию, готовая вступить в бой.

Едва я сошел с тропы, как реальность исчезла. Опять. Почему нельзя просто сделать обычный портал? Что за дурацкие переходы?

Мы оказались на берегу моря. Спокойное, чистое небо ласково взирало, подгоняя стаи белых облаков. Нежное солнце одаривало своим теплом и светом, боясь обжечь кожу излишками своей силы. На небольшом холме у берега высился роскошный особняк. Изогнутые крыши с бесконечными орнаментами, перекладинами и статуэтками радовали обилием насыщенных красок. Помимо типично китайских элементов, присутствовала база из индийской архитектуры. Само здание напоминало помесь всего восточного.

— В этом дворце живет Кьянту, один из…

— ОНО ГОВОРИТ! — взвизгнул Нокс ультразвуком.

— Не в первый раз, — хмыкнула Анна.

— Нокс, ты переигрываешь, — прошипел я, потирая поврежденные уши.

— Такова моя натура…

— В этом дворце живет Кьянту, — повторил Маррайяш, переждав нашу перепалку. — Он был одним из тех, кого погубили мои дары.

— Дары? — спросил я. — Можешь рассказать все с самого начала?

Дух перевел на меня отрешенный взгляд, кивнул и начал свой рассказ:

— Нынешний мир не знает и не помнит обо мне. Не знает и не помнит о крае, в коем я явился ему. В далекие земли среди бескрайней воды, где солнце светит не больше и не меньше, чем должно, в местах, где ручьи журчат потоками, что чище помыслов невиннейшего из разумных, однажды явилась жизнь. Люди. Они прибыли на маленьких деревянных судах. Сама природа пряла ткань судьбы, ограждая гостей от бед и невзгод. Они были благодарны земле и небу, морю и рекам, зелени и всему живому, что окружало их род.

Монах прервался.

— Однажды, мать решила покинуть эти земли. Она пролила последнюю каплю слез и исчезла, а из слезы ее родилось персиковое древо. Я. Жизнь людей текла своим чередом. Однако… Шли годы. Благосклонные земля и небо, лишенные воли матери, переменились. Волны бушевали, обрушиваясь на берег. Небо ревело, являя ужасающие бури. Пастбища гибли то от жестокого ливня, то от иссушающего зноя. Люди пали на колени, молясь о прощении грехов, им неизвестных. Но голоса их остались неуслышанными.

И вновь он замолчал.

— Дальше? — поторопил его Нокс.

— Стихия бушевала, кроша все и вся. И то, что росло и цвело. И то, к чему люди приложили свой труд. Но среди всего безумия и хаоса в безмятежности цвело персиковое древо, что на высоком холме на берегу великой воды. Я. Остатки племени, хватаясь друг за друга, явились ко мне и взмолились: «Прости нас, не гневайся». Тогда я еще не понимал, что им нужно. Я не понимал, что штормы и землетрясения вредят. До меня даже ускользало самое значение слова «вред». Со временем все наладилось. Жители вновь зажили в спокойствии. Не просили ничего сверх меры, только спокойствие природы.

— Кто-то попросил еще, — сказала Анна.

— Верно. Первым был юноша. Он написал свое желание на кусочке белого платка и повязал его на мою ветвь. Лишь просил о мужестве, чтобы открыть свои чувства возлюбленной. Я исполнил его желание. Это и стало началом конца. Один за другим они являлись ко мне и просили все больше и больше. Силы мои все иссякали и увядали. То, что оставила мне мать, исчезло. Я не исполнить желания людей. Одурманенные жаждой волшебства и чудес, они распилили меня на много кусков. Каждый забрал по ветви и посадил в своем саду. Но это им не помогло. Они продолжали просить все больше и больше.

Маррайяш увидел что-то в моих глазах и голосом, полным света, изрек:

— Нет нужды печалиться, господин. Я не испытывал ни боли, ни печали. Гораздо больше я горевал о людях, чьи судьбы разрушил своими дарами.

— Эт… Это не твоя вина! — воскликнул я.

— Каждый сам строит свою судьбу. Люди сами в ответе за свои грехи, — процедила Анна.

— Почему ты винишь себя?! — прошипел Нокс. — Черт! Добренькие идиоты всегда вот так…

Маррайяш не ответил. Проплывая над землей, он направился к особняку. Мы последовали за ним. Убранства внутри были не скромнее экстерьера. Все утопало в золоте и дорогих шелках. По полу текли реки из вина и золота. Вдалеке высился огромный трон с сотней шелковых подушек, среди которых утопала бугристая туша с мелкими пухлыми ручками. Человек на троне разжирел до такой степени, что и человека в нем было не узнать.

— Он просил о богатом урожае, — заявил Маррайяш.

— И ты подарил ему особняк?! — вскрикнул Нокс.

— Вовсе нет. То, что вы видите, то, что видим мы, — всего лишь высшая степень желания его души. При жизни он был худ и беден. Одаренный богатым урожаем он не знал бед и печали до конца своей жизни. Каждый день он проводил, поедая пару картофелин, не думая ни о прошлом, ни о настоящем.

— Думаю, на самом деле он желал другого… — прошептал я.

— Возможно. Людской разум всегда был для меня тайником неведомых дум.