Одолевши свои силы, я встала и подошла к окну. Посмотрела вниз, а на улице никого.

И в тот же миг мне стало жалко этих людей, которые боятся дождя, потому что он мокрый, боятся дождя, потому что он холодный, боятся, что они простудятся…

Но мне стало всё равно. Всё-таки, это их дело.

Я снова легла в кровать, в надежде, что навсегда усну глубоким сном, подальше из этого гнилого мира.

Когда я не хочу думать о своём прошлом, оно всё равно напоминает мне о себе. Бывает, я иду по улице или пишу в дневнике, как вдруг перед моими глазами всплывают неловкие моменты из моей жалкой жизни. Тогда я начинаю стучать по столу или по стене и рыдать, ненавидя себя. Но сейчас мои воспоминания достигли меня даже во сне, окончательно ставши моими самыми назойливыми гостями.

Это было в начале ноября, я кашляла всего полтора месяца. Тогда я ещё не знала Дакоту в целом, но уже была огорчена своими «друзьями». Мама и сестра тогда забирали меня из школы. Я села в машину. Христина, моя сестра, была старше всего на год, но считала себя умнее аж на целую ступень эволюции. Я, как и всегда, сидела и думала о своём, а моя сестра всё говорила про свои успехи в учёбе. Она была круглой отличницей, я всю жизнь ей завидовала. Я, конечно, не двоечник, но я хорошо и честно отношусь к домашнему заданию: моя сестра всегда его списывает. Она плохо понимает, особенно экономические предметы, но зато отлично запоминает текст. Всегда пересказывает его на пятёрку. Я не любила её за многое: за высокомерие, за отличную учебу и за жажду внимания. Чем – то она мне всегда напоминала Дакоту.

Моя сестра наконец закончила рассказывать про свои достижение в этот день, и я решила тоже поговорить о себе. Я хотела поведать маме, как меня наконец заметила учительница по иностранному языку.

Вообще, иностранный язык я знала чуть ли не лучше всех в классе. В своём возрасте, я уже могла спокойно общаться с носителями языка. Но у учительницы всегда был любимец: Юлия. Почему не Дакота? Дакота и не старалась быть отличницей, напротив, по оценкам она была даже ниже среднего. Но она наоборот, считала домашнее задание пустой тратой времени для идиотов. Она действительно была умным человеком, но, в отличие от моей сестры, хорошие оценки – не показатель для неё. Хотя если у человека плохие оценки и он не любимец Дакоты, то в ссоре Дакота всегда припоминала ему об этом.

Если кто-то лучше Юлии, то он высокомерен, если ниже – он тупой. Именно тупой. А я не только была «тупой», но и одинокой. Я сидела одна за партой, и поэтому, когда я что-либо забывала, моей опорой была моя память, но она у меня плохая. В такие моменты я всегда любила наблюдать, как списывает Юлия. Ну не терять же ей свой «статус», а она и половины не понимает, из-за этого и приходится списывать. Я была слишком слаба, чтобы сказать об этом учителю. Я не конфликтный человек, я всеми силами пытаюсь избежать этого конфликта. К тому же у меня всегда такое ощущение, будто сделай я хоть одну малейшую глупость – на меня ополчится весь мир. Поэтому я всю жизнь терпела издёвки других, лишь изредка нелепо отвечая им.

Но именно в этот день я получила пятёрку. Это было необычно, потому что учительница докапывалась до всего, вплоть до неправильно написанной заглавной буквы. Для меня похвала моей мамы – одна из самых главных вещей в этой жизни, по крайней мере тогда. Мама всегда восхваляла Христину, да и не только она. Многие учителя часто припоминали мне об успехах моей сестры, жалуясь на то, почему я не такая, как она. Мама ругалась на мою сестру, если у той была хоть одна четвёрка, но, если я закончу семестр всего с тремя тройками, мама устроит целый праздник.

Наконец, когда моя сестра прекратила самоутверждаться и сделала недолгий перерыв, я решила тоже похвалить саму себя. Но когда я только начала говорить, мама, будто, не услышав мои слова, продолжила говорить с сестрой. Потом, я пыталась подойти к маме, пока мы были в продуктовом, но она болтала по телефону с подругами. Дома мама смотрела телевизор, но я уже решила не мешать ей. В любом случае, мои оценки ей не особо интересны, потому что мною гордиться она никогда не будет.

Глава 2.

Я проспала более тринадцати часов, под утро у меня сильно болела голова, но мне нужно было собираться, ведь скоро у меня поезд.

У меня было очень много вопросов, например, почему я никогда не была в домике в маминой деревне, если он там пустовал всю мою жизнь? Но в последние месяцы своей жизни я потеряла какой-либо интерес в происходящем вокруг меня, просто принимая всё таким, какое оно есть, поэтому я просто собирала вещи.

Я стала разбирать стол, ища на нём ручки, карандаши и альбомы для рисования… И тут я нашла листок, рисунок детства, если быть точнее. Там была изображена молодая девушка с микрофоном и клавитарой на плече, а в нижнем правом углу было написано «Мэрилин». Мэрилин – не моё настоящее имя. Я ненавидела своё имя не потому, что оно было самым обычным именем, а потому что оно принадлежит моему самому главному врагу. Но почему я выбрала именно Мэрилин? Мэрилин – как имя Мерлина, известного волшебника, и, зачастую, рядом с этим именем я предписывала слово «Смерть». Поэтому меня часто обзывали «Мертвый Мерлин волшебник», или «Смерть волшебника», но при моих обстоятельствах я втайне подшучивала «Умирающий волшебник». Но, как ни странно, это было связано вовсе не с моей болезнью, а с разочарованием в детской мечте. Я всегда мечтала стать волшебником, управлять стихиями и исполнять свои желания. Но это лишь сказки, потому что реальный мир невыносимо скучный. К тому же, Мэрилин была персонажем книг, которые я писала, когда мне было грустно. Мэрилин была воплощением моего идеала – смелая, бесстрашная волшебница, чей жизненный путь был наполнен опасными приключениями. Короче говоря, Мэрилин была моей полной противоположностью, которой я всегда мечтала стать.

Снова посмотрев на этот рисунок, мне хотелось плакать. Одним из самых сокровенных желаний моего детства, как и у многих, было стать певицей, или участником известной музыкальной группы. У меня была своя группа, но меня оттуда выгнали. Из-за моей болезни петь я больше не могла, приходить на «репетиции» тоже. Участников этой группы я считала своими лучшими друзьями, но они меня ни раз не навестили, после того, как сами выгнали из-за болезни. Сейчас я не знаю, написали ли они хоть одну свою песню, или всё также страдают ерундой, как и раньше. В любом случае, мне уже всё равно. Хотя это и было очень важно для меня.