Шрифт:
— Когда ты станешь мертвой, ты сможешь лечь в постель с моим сыном. Но это не принесет тебе радости, ибо чрево твое навечно останется пустым…
— И что?
— А то, что ты обрекаешь себя на бесплодие, вот что!
Он вскочил, но шага к ней не сделал.
— Я хотел сказать тебе еще вчера — уходи, беги отсюда, живи, как должно жить… Найди достойного мужчину и роди ему ребенка. Оставь мертвых мертвым.
— Я люблю вашего сына, — шептала она, как заговор от безумия, охватившего Александра Заполье.
— Чтобы полюбить, между двумя людьми должен пройти Ангел… А между тобой и моим сыном способна пробежать лишь черная кошка! Уходи! Уходи, Валентина, и никогда не возвращайся сюда. Вон!
Он уже орал, и она, задрав рубашку до колен, полетела к лестнице. Распятие било по бедру, но боль отдавалась в сердце. Когда Валентина влетела в башню, Дору по- прежнему ползал по полу. Она метнулась к шкафу. Там, в куртке должны лежать ключи от Ситроена. Но их не было. Они не нашлись и в кармане джинсов, в которых она полетела в сугроб. Столик тоже пуст, под кроватью один лишь сундук и больше ничего…
— Дору!
Вампир не отзывался. Длинные ногти его скребли по полу, губы шевелились — он считал. На середине комнаты уже высилась небольшая горка из кристаллов соли.
— Дору, где ключи?
Он не реагировал на ее слова.
— Да оставь ты эту соль!
Она со злостью подцепила носком сапога горку, и та рассыпалась.
— Граф сказал, что это глупость! Ты не должен считать…
Но Дору поднялся на нее, сгорбившись, со скрюченными пальцами — настоящий монстр. А распятие снова лежало на кровати.
— Нет! — завизжала она.
Но Дору сам от нее отпрыгнул, едва тронул пальцем серебряную рубашку. Осел на пол, спрятал лицо в трясущиеся пальцы и затрясся всем телом. Вампир плакал.
— Ты не должен пересчитывать соль, — прошептала Валентина, не делая к нему и шага. — Это просто поверье. А ты не верь в него. Просто больше не верь…
Но Дору не поднимал головы. Он трясся все сильнее и сильнее. Она едва сумела разобрать сказанные им слова.
— Мать смогла противостоять ему, а я нет… Я слабак, я ничтожество… Я ненавижу себя…
Валентина опустилась на колени и протянула к нему руки, но вампир только сильнее затряс головой.
— Не могу, не могу… Пока ты в ее рубахе. Если хочешь меня обнять, сними ее…
Валентина кивнула и принялась судорожно стягивать с себя защитное серебро. Дору сидел на полу, лицо его блестело в полумраке слезами. Он не сводил со смертной девушки глаз, он улыбался, обнажая смертоносные клыки, но Валентина стояла к нему спиной и не видела их.
Глава 18 "Цвет несчастья"
— Назад!
В руках графа дрожала рыболовная сеть. Он метнул ее, как лассо, и накрыл сына с головой.
— Она не подействует! — расхохотался Дору, но вдруг замер и осел на пол. Схватился за первый узел зубами и, как собака, замотал головой.
Валентина еще сильнее вжалась в дверь в ванную комнату, к которой отпрыгнула, увидев обнаженные клыки Дору.
— Идем!
Граф махнул ей рукой. Она бросилась к кровати, схватила и распятие, и икону, и вооруженная до зубов выскочила в коридор, куда уже вышел граф. Горбун стоял тут же, держа наготове керосиновую лампу.
— Сдается мне, кому-то наверху не хочется, чтобы наш разговор закончился на такой неприятной ноте, — усмехнулся граф и шагнул в сторону кабинета.
Валентина, зажимая вспотевшей подмышкой икону, двинулась следом.
— Халат ждет тебя.
Он действительно висел на спинке дивана. Она обложилась со всех сторон серебром, опустила между ног лампу, закуталась в халат и проговорила:
— Я не хочу детей…
— Женщина не может не хотеть детей. Это против ее природы, — граф тяжело опустился в кресло. — И против природы человека. Никто по доброй воле не отказывается от счастья. А материнство для женщины — это счастье. Единственно возможное.
— Моей матери мое рождение счастья не принесло, — буркнула Валентина и уставилась на огонь в камине.
— Потому что она родила от нелюбимого мужчины. Как и моя жена…
— А что вы предлагаете сделать мне? — Валентина вскинула голову. — Не тоже ли самое?
— Не то же. Это просто формальность. Не более того. Сейчас мужчина для этого и не нужен, верно? Сколько это стоит? Я все оплачу. А растить ребенка ты будешь с любимым мужчиной. Разве нет?
— Живого ребенка?
— Живого… — граф отвел взгляд. — Это тяжко, я знаю, я через это прошел, но имея опыт, мы убережем младенца и дорастим хотя бы… Эмилю двадцать пять. Это хороший возраст.