— Ты не знаешь, как мне было плохо! Как я умирала, словно забытый богом цветок. Как ждала тебя в тот вечер: накрыла на стол, привела себя в порядок, а ты! Ты просто по-свински свалил, не предупредив, прислав напоследок чертову эсэмэску! — Медведева ткнула ему в грудь, взрываясь слезами. Гарик не выдержал, прижал ее к себе и неосознанно нахмурился. Он все-таки понял свою ошибку. Даже если он не мог остаться с подругой, то мог хотя бы заскочить к ней и предупредить. Но Соколов решил, что прощаться будет больнее. А отношений на расстоянии не бывает.

Рита обняла своего возлюбленного в ответ за талию, утыкаясь парню носом в ребра. На его фоне она была очень маленькой и хрупкой. Они просто подходили друг другу. Как Инь и Янь. Дополняли друг друга. Совершенно разные, но у них была на двоих одна душа, как бы пафосно это не звучало. Я предложила соседу забрать Риту к себе, на что он охотно согласился, ссылаясь на ее ненормальное поведение и состояние. Миша уже расплачивался на стойке, забрав мою сумку и кипу подарков и цветов.

Из «Лагуны» мы вышли самые последние, хотя люди за столиках в общем зале только начинали веселиться. Саша и Жора уехали на пару минут раньше нас, попрощавшись с нами и поцеловав меня в щеку. Ленка свинтила, как и мой брат, отчего у меня появилась мысль, что они все-таки вдвоем уехали отсюда. Но больше всего я волновалась за отношения Риты и Гарика. Совершенно не следя за дорогой, я любовалась снегопадом и городом, ничего кроме не замечая.

— Ты чего, мелкая? — меня уже начинала бесить эта «кликуха». Мало того, что я ее терпела в старшей школе и на первом курсе, так теперь и в отношениях с молодым человеком ничего не поменялось.

— Сколько нужно повторить, чтоб ты перестал меня так называть? — это был не мой голос, а рык какого-то зверя. Я сразу же одернула и прокляла себя за это. Миша вскинул брови.

— Да, зубки у тебя есть — кусаешься, — он как-то весело улыбнулся, а я снова предалась переживаниям. — Так, все у них будет хорошо, — словно прочитав мои мысли, сказал парень. — Не накручивай себя. Рита твоя отоспится, а утром они спокойно обо всем поговорят и помирятся, — Смирнов подмигнул мне и сосредоточился на дороге.

Я продолжала смотреть на кружащиеся в медленном танце снежинки. Я любила зиму, сколько себя помню. Особенную радость приносила новогодняя ночь на главной площади города. Я стала всматриваться в витрины и окна. Район был плохо знакомым мне, и я нахмурилась. Неужели везет убивать? Заметив мое замешательство, Миша поспешил меня успокоить:

— Все хорошо, мы едем в наш дом.

Слишком

Всё было слишком хорошо. Слишком. Миша привёз меня в съёмную квартиру в довольно хорошем, но незнакомом мне районе. Я не буду вспоминать ту квартиру, но хочу сказать, что это был наш дом. Дом, где было комфортно нашим душам и сердцам. Это и есть дом. Одно хочу вспомнить — балкон. Именно на балконе мы проводили очень много времени вместе.

Огромный балкон, полностью застеклённый, со стеклянными дверями во всю высоту и ширину балконного помещения. Там были форточки и жалюзи кремового цвета. Кожаный диван для двоих, полка с моими любимыми книгами, журнальный столик с кофейником на нём и парой пачек сигарет. Ещё в углах стояли горшки с цветами. Петуньи и фиалки. Мои самые любимые. До сих пор удивляюсь, как он смог их запомнить, но это уже и неважно.

Этот балкон стал моим убежищем. Как от него, так и от самой себя. Бывало, что я спала на диване, когда мучилась приступами из-за триггеров*. Это было невыносимо. Я задыхалась, бежала на балкон, чтобы высунуться в окно, жадно ловя ртом холодный, морозный воздух. И успокаивалась.

Мы отметили вместе Новый год, собрав друзей и близких. Я познакомила Мишу с родителями, как своего парня. Через несколько дней я познакомилась с его отцом. Это была не очень приятная первая встреча, но даже после стольких размолвок с ним или самим Мишей я очень хорошо общаюсь с Романом Евгеньевичем.

Так проходили минуты, дни, часы, недели. Мы просто наслаждались друг другом. Праздники отмечали вместе, встречались с друзьями, гуляли, ездили вместе в универ, встречались на совмещенных парах. Это было дообеденное время.

После обеда начинался кошмар, омрачивший мою личную жизнь. Мой парень пропадал на тренировках, уже не возил меня на терапию к психиатру, в универ мы добирались по раздельности. Какой-либо близости после той, что была в ванной комнате номера отеля, не было за это время. Я не могла психически отойти от ужаса. Постоянно пугалась резких движений, громких звуков, каких-то ощущений и эмоций, событий, вызывающих чувство дежавю.

Я начала бояться тёмных помещений, пустых и длинных коридоров, абсолютной тишины, зеркал и даже раздеваться. Просто не могла смотреть на своё голое тело под струями воды. Мне мерещились синяки, небольшие гематомы, а на запястьях постоянно виделись порезы и ссадины.

Было невыносимо. Но хуже всего было образующееся одиночество, медленно уносившее меня от социума.

Родители ничего не знали и ничего не узнают. Никогда. Саша приходит ко мне каждый день, стучит в дверь, но я не открываю. Просто не могу. Так мы сидим: между нами входная дверь квартиры, в которой я живу со своим парнем, я сижу на полу, опираясь об эту дверь, слушая её голос, доносящийся с лестничной клетки.

Она каждый раз рассказывает какие-то смешные истории и ситуации, пытается войти в эту дверь. Не знаю, почему не пускаю её. Думаю, всё из-за того, что, если я её увижу, я разрыдаюсь и вспомню, как она меня обнимала, когда всё закончилось. Утешала, вытирала слёзы. Понимаю, что это вообще не по-дружески, и я хреновая подруга. Но ничего не могу с собой поделать, я делаю то, что чувствую.