И тут вырубили свет. Надеясь на чудо, Николай пощелкал выключателями, затем выглянул на лестницу, пытаясь определить размеры непредвиденного бедствия. По подъезду разносился гул открываемых и захлопываемых дверей. Хозяйки нервничали, прикидывая, как скоро разморозятся холодильники. Мужчины не могли насладиться заслуженным лежанием на диване, болельщики проклинали ЖЭК, министра энергетики, правительство, не способных обеспечить народ электричеством в такой ответственный момент. Николай засуетился, понимая, что до матча остается минут двадцать. В панике бегая из квартиры на лестничную клетку, он мучился вопросом Чернышевского «что делать?».

— Застрелиться и не жить. Орел пришел в гнездо. Взлететь не смог, вражеская пуля пробила крыло. Света нет во всем доме, в чем причина — пока неизвестно, — заявил появившийся сын.

Дверь открыта нараспашку. Николай сидел на пуфике в коридоре, прислушиваясь к обстановке в подъезде, грустно подперев подбородок обеими руками.

— Хорошо, что отключилось раньше, чем я оказался в лифте, — брякнув увесистый пакет с пивом на пол, Илья, сложился пополам, пытаясь справиться с прерывистым дыханием.

— Сынок, делать-то что? К кому бежать? Кому звонить? — в голосе отца послышались нотки плача Ярославны. — Эх!.. Придется, как в ленинское время, под одеялом радио со вражескими голосами слушать.

— Бать, двадцать первый век на дворе, а ты все как в Средневековье. Погоди, только отдышусь. А ты одевайся, пиво на балкон забрось. Пора выходить в народ, как цивилизованный болельщик.

— О, спаситель, как зовется тот друг, который готов принять твоего бедного отца в гостеприимные объятия собственного дивана? Я ему за это любой зуб удалю бесплатно, — Николай воспрял духом.

— Спортбар, — ответил Илья, широко улыбаясь.

— Хм, — Николай задумчиво почесал за ухом. — Вид одежды?

— Спортивный.

— И то верно. А далеко?

— Как раз успеем, — успокоил сын.

— Поехали, — легко согласился Николай, натягивая куртку и расправляя любимый шарф. Тренировочные штаны, так и не найденные, остались куковать вечер на пару с покосившимся карнизом.

Атмосфера бара Николаю понравилась. Прокуренное, пропахшее пивом и потом помещение — аура пивбара времен его молодости. Всю прелесть данного заведения не сможет оценить ни одна женщина в мире. Женский уют в мужском понимании — это больница-музей: стерильно, много мебели, на которую нельзя садиться и ставить стаканы. Мужской идеал — гараж, забитый железяками, с потеками краски, масла на полу, обшарпанными стенами, и пиво из затрапезных кружек. Появление дамы мешает сосредоточиться на глобальных делах, отвлекая ногами, бедрами, волосами. «Больше грязи — крепче дружба» — девиз мужского клуба. Это единственное место, где мужчины могут остаться наедине с себе подобными. Они прячутся здесь от женщин.

Наши выиграли. Домой добирались переулками, стараясь не нарваться на притаившуюся за поворотом машину ДПС.

Возвращаясь, сын завел прерванный разговор.

— Пап, так что у вас с мамой? У нее кто-то есть?

— С чего ты взял? — Николай резко затормозил.

— Не знаю, — замялся тот. — Она в последнее время странная какая-то, да и с мужиком я ее видел. Крутой, тетки таких любят.

— Так, может, это Ларискин хахаль. Я б эту Лариску и таких, как она, за сто первый километр. Вечно воду мутят, сами не живут и других нормальных с панталыку сбивают. Вот что твоей матери надо? Знаешь, как говорят, в женщине должна быть изюминка, а в твоей матери кило сухофруктов и еще грецкие орехи в довесок, — Николай начинал заводиться. — Все имеет, так нет, ей, видите ли, луну и скамейку подавай. Французский учить стала на старости лет. Хотел приятное сделать, похвалил как-то ужин, макароны «по-флотски» были. Куда там! Оказалось, это «паста карбонара». Все с подвывертом у нее теперь.

— Пап, а может, мне жениться? Отвлечем ее.

— Нет, сынок, поверь моему горькому опыту: золушки превращаются в старых, толстых, скаредных и вечно недовольных брюзжащих фей.

— А я сразу на фее с двумя детьми, чтоб у матери одним ударом и внуки, и невестка. Или, может, тебе на работе коллеги или знакомые пару киндеров выдадут на субботу-воскресенье?

— Точно, одним ударом: инфаркт с инсультом. Какие детки на выходные? Может, нам еще усыновить кого?

— А что, неплохая идея. Мама как-то говорила, что хочет маленького, что я уже большой. Вспоминала, как варила для меня бульон, когда я болел, кипятила молоко с медом.

— Это в каком году было-то? И если маме не за кем ухаживать, то она может обо мне заботиться, — сквозь зубы процедил Николай, заворачивая на стоянку около дома.

К счастью, лампочка Эдиссона освещала как окна дома, так и подъезд. Николай вздохнул, мысль в очередной раз совершить восхождение на девятый этаж наводила на идею ночевки в машине. Светланы дома не было, часы показывали 23:00.

— Интересно, и где это мадам Баттерфляй шляется по ночам? — Николай заметил отсутствие плаща жены на вешалке. — Сынок, — обратился он к Илье, который уже скрылся в своей комнате, — может, еще по баночке, перед сном? Видать, мать бросила нас, мы теперь холостуем, — грустно закончил он, снимая ботинки, аккуратно помещая их напротив шкафа для обуви. — Где ты там? — Николай прошел на балкон, не сняв куртки и шарфа, достал из оставленного второпях пакета несколько банок пива.

— Здесь я, не кричи.

Николай уселся на кухне:

— Давай, сынок, за нашу победу!

— И за прошедший День космонавтики!

— Точно! Вчера же было двенадцатое апреля, — вспомнил Николай, вечно забывавший число и день недели. — Только сейчас понял, почему в доме напротив всю ночь на крыше жарили шашлыки и пели «Земля в иллюминаторе».

Илья положил на стол пачку сигарет и маленький целлофановый пакетик, сел напротив.

— Ты вроде не куришь.

— Не-а, не курю — балуюсь, — отозвался отпрыск.