Шрифт:
"Чтоб вы все сгинули" – думал он.
– Плохие мысли для добросовестного монаха, – улыбнулась ему Млинес. Весь монастырь гадал – она умела читать мысли, или же читать лица? Как бы там ни было, она, в отличие от мастера Тео, чью фамилию Стижиан получил когда-то, прекрасно понимала его чувства и причину его постоянных попыток увиливания от всё новых и новых, от бесконечного множества заданий. – Тео…
– Ладно, ладно, – развел он руками, – пойдем, Стижиан, поговорим на крыльце.
Монах облегчённо вздохнул, и меньше чем через полминуты в столовой снова поднялся тихий гул.
– Стижиан, – начал говорить Тео, когда они гуляли по саду двигаясь в сторону того дерева, где его ученик медитировал все утро. – Ты хотя бы этим летом поедешь к своей семье? К матери…
– Нет.
– Ты там не был… Тебе уже восемнадцать почти? Десять лет ты там не был, одиннадцать даже! Уж надо бы повидать семью.
– Нет, мастер. К тому же, я уже много лет ношу вашу фамилию, и, безусловно, мог бы сменить и имя, чтоб уж совсем ничего меня не связывало с моей матерью, но уж больно оно мне нравится. И не пытайтесь меня уговорить туда поехать, этого не случится. Я знать её не желаю.
Тео, прищурившись, посмотрел на своего ученика, и, похлопав его по спине, продолжил говорить:
– Ну, я и не заставляю, я спросил просто чтобы убедиться, что ты посреди лета не сорвешься туда. А поскольку ты летом свободен, есть у меня к тебе одно задание.
– Слушаю вас.
– Наверняка Амит рассказал тебе о приезде оранских магов…
– О нет… – Пробормотал Стижиан, прикрыв рукой глаза.
– И наверняка во время этого разговора вы с ним думали: и где же это, интересно, несчастные оранские стихийники будут тренироваться защите от нежити, – разговаривал Тео в большей степени сам с собой, искоса поглядывая на ученика: тот по-прежнему шел с прикрытыми глазами, и было видно, что теперь-то Стижиан начинает злиться. – Прежде, чем ты захочешь перестать со мной разговаривать, я отвечу на этот вопрос: Склеп Трёх Королей.
Дав мастеру Тео фору в пару шагов, Стижиан резко остановился, убрал руку от лица, глубоко вздохнул, облизнул губы и начал излагать на одном дыхании:
– Во-первых: Амит – последний человек в этом монастыре, с которым можно разговаривать. Более того: я с ним живу в одной комнате и я не хочу каждый день мёрзнуть его ледовитого взгляда. Во-вторых: если вы отнимете это дело у него и передадите мне – он меня точно задушит во сне и никакая клятва его не остановит, а я молодой и совсем не хочу умирать! В-третьих: оранские маги – наглые, заносчивые, бесспорно сильные, но редко и это если не струсят, так что против негативной магии у них нет и единого шанса. – Он остановился, чтобы сделать пару вдохов, затем снова набрал воздух в грудь. – И вообще, если я один раз смог спуститься на пять ступеней от дверей на четвертый уровень, это не значит, что смогу сделать это ещё раз. А я уверен, что мне придётся, потому что маги бесконечно любопытные и настырные люди, вечно рвущиеся к экспериментам, открытиям и в особенности к хвастовству, и я уверен, что мне туда лезть придётся!
Тео его молча выслушал, сложил руки на груди и, приподняв левую бровь, признался:
– Ох какие мы скромные! Я, будучи мастером, даже сейчас не могу подойти к дверям четвертого уровня того склепа, а ты смог открыть их, пройти, и даже спуститься, пусть и не очень далеко. Кроме того, тебе и не придется туда лезть, надо просто следить за тем, чтобы нежить нашего склепа не съела этих оранских умников. С ними должен быть сильный монах, авторитет для них. Ты всё правильно сказал, они наглые и заносчивые, но твоё имя – не пустой звук, тебя они станут слушать. У Амита известная фамилия, но для оранцев он просто аристократ, маги же всё меряют силами.
– Но Амит силён, вы слышали про его успех в Моисне? Да и он и сам хочет это дело.
– Верно, но я решил дать это задание тебе.
– Отец! – Взмолился Стижиан, сделав робкий шаг к учителю. – Умоляю, не лишай меня единственного дру-… – Впервые в своих мыслях он назвал Амита другом. – Просто не надо!
– Стижиан… Ты всё ещё ученик монастыря, так что это не просьба, это – приказ. Они приедут в среду. – Тео резко изменил и голос и взгляд, так что Стижиан почувствовал легкую обиду, но не стал этого показывать: ни бровью, ни мимикой, он лишь молча поклонился, как и подобает послушникам перед мастерами, и быстрыми шагами побрел в сторону любимого дерева, что у леса.
Эйра Перферо всю свою жизнь была худощавой, немного неотесанной женщиной с впалыми от вечной бессонницы глазами. Она носила длинные жидкие волосы, которые собирала на затылке в худой пучок, с двадцати лет окрашивала седину в черный цвет и мечтала о том, что однажды она встретит прекрасного мужчину, они полюбят друг друга до беспамятства, поженятся и у них будет свой небольшой дом с садом, где они станут воспитывать своих семерых детей.
В возрасте двадцати двух она все же встретила своего принца – это был чарующий взгляд молодой мужчина, однажды приехавший в город Кайлинн откуда-то издалека. Он назвался торговцем, унаследовавшим корабль своего отца, и теперь по морю переправлял на запад редкую руду для продажи. По крайней мере, так сказал тот мужчина, исчезнувший на утро после знакомства. Он то, после пышного фестиваля, и стал кровным отцом Стижиана, и человеком, из-за которого Эйра не смогла полюбить сына.
Когда Стижиану было семь лет, эта странная женщина, не знавшая, чем зарабатывала на жизнь и как ей в обще удавалось воспитывать сына, познакомилась с человеком, готовившимся стать новым главой города. Через месяц они поженились и Эйра с её сыном стали жить в большом красивом доме, где было великое множество вкусной еды, прислуга и огромный виноградник.
Отчим очень не любил своего приемного сына, хотя Стижиан был тихим и спокойным ребенком, оккупировавшим библиотеку с того дня, как одна из служанок научила его читать. Отчим прекрасно понимал, что перед ним – обычный невинный ребенок, но глаза этого дитя пробуждали в его душе самые страшные и не на шутку пугающие чувства. Эти глаза. "Глаза птицы". Через пару месяцев после свадьбы Эйра написала письмо в приют города Ринеля, который раскинулся на пути между Кайлинном и Монтэрой, утром посадила сына на поезд и с тех пор они друг друга не видели, а Стижиан возненавидел виноград, который был вынужден весь тот вечер поглощать в кустах, пока отчим на повышенных тонах просил супругу отказаться от мальчика. Нельзя сказать, что она долго не соглашалась или умоляла мужа пожалеть её ребенка: она прекрасно знала, что ей выгодней, и выслала сына.