Мужики рады, они забирают туши животных, чтоб позже съесть. Калугин похлопал меня по плечу, но не спросил, как дела. Никто не хочет помогать другим людям. Время такое. Латыш остыл, он доволен нежданными трофеями, и шутит, что в этот раз мне повезло — есть мясо получше, чем мои сухожилия. Я отвечаю ему средним пальцем.

Я помогаю Тане, и вместе мы поднимаемся обратно на шоссе.

— Ужин есть, пора прятаться, — Калугин ухмыляется. — Пошли, ублюдушки?!

И мы идем по мосту в мертвый город, обходя баррикады из автомобилей, и радостно улюлюкая. Как мало иногда людям нужно для счастья…

Щербинин не может стерпеть, и сразу отрезает у псины ухо — часть своей доли. Он его прижигает газовой горелкой (он всегда держит баллончик под рукой) и торопливо кладет в рот. Я иду рядом, и слышу, как под его зубами хрустит ушной хрящ. Мерзко. Но Саня доволен, он напевает, по-идиотски ухмыляясь: «Помельче порежу бульдога иль колли. Не знаю, ты любишь ли? Но будет прикольно. Обычно не знаешь, что будет на ужин. В меню, по секрету — собачьи котлеты…».

Я их ненавижу, и с удовольствием представляю, как однажды всех убью. Тогда говна на земном шаре станет еще меньше, но меня это не должно беспокоить. Последнее время мы вообще не встречаем выживших. Скоро совсем никого не останется.

Правда, сейчас есть более насущная проблема — Тане нужен антибиотик и нитроглицерин. На ней лица нет. Конечно, она сама по себе бледная и худосочная, выглядит не на 15, а в лучшем случае, на 12–13. Последствия болезни и голодных лет. Хотя мы все измучены и вымотаны, конечно… Все эти годы я понимал, что наша участь предопределена. И смирился с этим. Но неужели время Тани истекло именно сейчас?

Я надеялся, что в этом городе смогу разжиться всем необходимым. Этот день был не хуже, чем все остальные. Откуда же я мог знать, с чем там доведется столкнуться? Это ведь вы — новые люди — такие умные: преодолели две тыщи световых лет, и достигли созвездия Дракона… а я — обычный выродок, убивающий ради выживания, и насилующий, чтоб сохранить здравомыслие.

****

Елена Крылова сама организовала такой необычный виварий — и небезосновательно гордилась этим. Помещение для содержания подопытных выглядело как морг, и было, по сути, моргом. Здесь было жуть, как холодно, что подтверждалось толстым слоем изморози на узорчатой метлахской плитке. Даже утепленный защитный костюм, выглядящий со стороны как скафандр для выхода в открытый космос, не согревал — по телу то и дело пробегала дрожь.

Она застыла, не в силах оторвать взгляд от фотографии, приклеенной к очередной морозильной камере. Мальчик делает селфи вместе с улыбающимися родителями на фоне аквапарка. Белокурый, со смешинками в глазах, он счастлив в этот момент так, как больше никогда не будет. Крылова знала, как выглядит счастье, и знала, что распознать его можно лишь спустя время. Фотография — это все, что осталось от того мальчика, и от того времени.

— Елена Ивановна, работаем?! — Валера Антонов тоже замерз, но вдобавок он был еще и раздражен — необходимость работать всегда его раздражала. — Вы здесь каждый раз становитесь, как вкопанная… не налюбуетесь никак. А рабочий день пора уже заканчивать!

Ученая отстранилась и оглядела весь шкаф с камерами — на каждой было что-то приклеено. Вот брелок для ключей в виде кроличьей лапки, вот — обручальное кольцо, а там дальше — пластиковая паспортная карта. Но только на одной камере было полноценное фото.

Никогда нельзя забывать, что это люди, и они нуждаются в спасении. Так она решила.

— Он совсем ребенок, — сказала девушка. — Ты не думаешь об этом, Валера? Ты не думаешь, что все эти люди… они же люди! Разве ты не хотел бы, чтоб тебя спасли?

— Это опасная зверюга, вот о чем я всегда помню, — проворчал Антонов. — А также помню, что он сбежал из дому, заразился, а вернувшись — убил родителей.

— Ну, и что?! — воскликнула Крылова. — Я тоже убегала, когда отчим не разрешал играть в Майнкрафт, и что? И деньги воровала… да миллионы детей сбегали, неужто это смертный грех?!

— Мне насрать, если честно, — сообщил лаборант. — Мои родители, к примеру, обзывали меня дебилом. А я не сбегал. Зачем? Чтоб жить в парке?

— Бесплатный вай-фай был только в парке, — с ухмылкой объяснил он в ответ на удивленную мину начальницы. — Ладно, простите, я сгоряча… просто хотел поторопить. Будем работать?

Ученая вздохнула, кивком «простив» его, и Валера поспешно, с радостью, выкатил морозильную камеру из шкафа. В наушнике прозвенел голос Бергман: «Здесь!».

Наконец-то! На стеллаже было что-то небольшое, накрытое брезентом, из-под которого выглядывали покрытые изморозью цепи и разноцветные провода. И там действительно было шевеление. Это было лишним, но Крылова подняла брезент. Оттуда таращились сумасшедшие оранжевые глаза. Объект «Виктор». Мальчик с фотографии. Он еще был одурманен, но, уже не достаточно — в его глазах появились признаки голода. И он все больше приходил в себя. Скоро его будут сдерживать лишь цепи и мороз -30 — хотя низкая температура лишь незначительно снижала активность морфов.

Она выразительно посмотрела на Антонова, и он достал шприц-пистолет. Седативные и миорелаксанты. Слоновьи дозы. Целый коктейль, подобранный ею.

— Увеличь дозу на 50 %, - сказала Елена Ивановна и, заметив скепсис на лице лаборанта, добавила. — Я тебя не спрашиваю. Увеличь, будь добр.

— Его стоит усыпить. Их всех, — все же высказался Антонов, копошась в медицинских инструментах. — Это слишком опасно.

Что-то зазвенело, и она увидела, как по полу покатился железный шприц.