Ирина заворожено смотрела на них и всхлипывала: нет, никогда, никогда не будет Андрей Симонов её вот так любить! Он вообще на неё не обращает внимания. Она горько вздохнула, взяла своё пальто и собралась одеваться. Галантный Павел отвлёкся от уже одетой жены и помог её подруге. Ирина благодарно улыбнулась. Он с тревогой посмотрел на неё, но ни о чём спрашивать не стал. Вместо этого вытащил из кармана куртки большую шоколадку и протянул:

— Ириш, держи. Если очень надо, то даже в пост можно. Отец Пётр так говорит. А у меня как раз завалялась. Так что ешь давай. И поехали, мы тебя домой отвезём.

Тронутая до нельзя Ирина зашуршала обёрткой и, отломив значительный кусок, сунула его в рот и блаженно зажмурилась:

— Ребят, вы настоящие друзья. Спасибо вам! Мне уже легче.

Настоящие друзья подхватили её под руки и выволокли из кабинета:

— Всё, по домам!

Злата по пути вниз исхитрилась и шепнула подруге:

— Я обязательно буду думать о нашем деле, попробую просчитать, кому ты так досадила. И ты покумекай.

— Даже не моги! — погрозила пальчиком повеселевшая Ирина, в одиночку доедающая плитку шоколада — Рябинины дружно отказались Погрозила и грозно нахмурилась:

— Ты не только учительница и подруга, но ещё и жена. Так что в выходные подумай хоть немного о муже. Он у тебя самый лучший. А я обещаю к понедельнику тебе по пунктам расписать, кого и чем я обидела.

Все выходные Ирина просидела над листками бумаги, в которые методично вносила обиды, реальные и надуманные, что причинила или могла кому-нибудь причинить.

В воскресенье вечером она отложила листки в сторону и горестно вздохнула — никогда ещё она не думала о себе так плохо. Оказалось, что все или почти все коллеги могли на неё за что-нибудь обижаться. Правда, грехи её были мелкими, незначительными. Не грехами даже, а грешками, грешочками, грешулечками. Но ведь такими они представлялись ей, обидевшей, так сказать, стороне. А вот что там видели обиженные — Бог весть. И ужаснувшаяся своей скверности Ирина решила не искать злоумышленника, а поехать в следующие выходные в Никольское к отцу Петру, с которым её познакомили Рябинины, и исповедоваться.

На работу она вышла с осознанием того, что её коллеги — милейшие и терпеливейшие люди, которые на удивление снисходительно относятся к её многочисленным недостаткам. Поэтому планы выведения неприятеля на чистую воду Ирина предпочла забыть, а начать исправлять ситуацию решила с себя.

Озадаченные коллеги с удивлением наблюдали за тем, как и без того добрая, неконфликтная и деликатная Ирина Сергеевна стала просто-таки живым воплощением христианского долготерпения, всепрощения и прочих добродетелей. Посовещавшись, учителя решили, что не иначе, как влюбилась их Ирина Сергеевна, что было встречено с большим энтузиазмом, поскольку в последний раз в школе свадьбу играли больше года назад, когда выдавали замуж Злату. А праздники в дружном коллективе любили.

Злата с пониманием приняла решение подруги, но про себя, посовещавшись с самой собой, постановила за Ириной и коллегами приглядывать. Разубеждать в причинах изменений, произошедших с подругой, она никого не стала. Тем более что Ирина и вправду была очень влюблена. В непробиваемого, но во всех отношениях достойного доктора Андрея Симонова. И Злата подругу понимала, потому что, на её сторонний взгляд, подходили Андрей с Ириной друг другу чрезвычайно.

Ключ от 408 кабинета нашёлся через пару дней. Его приволок Коля Толюшкин. Вся школа знала, что длинная извивающаяся змейка, к которой прикреплено кольцо с тремя ключами — Иринина. Поэтому случайно обнаружив связку с пресмыкающимся в раздевалке спортивного зала, Коля сразу же принёс их хозяйке. А та буквально через пять минут примчалась к подруге, потрясая змейкой.

Злата мрачно выслушала рассказ удивлённой до нельзя Ирины и жёстко оценила:

— Нам очень повезло, что ключи нашёл Коля. Он человек такой невероятной чистоты и так тебя любит, что ничего плохого не подумает. А будь на его месте кто-нибудь другой из старшеклассников, вся школа бы уже обсуждала роман химички с кем-нибудь из физруков.

Ирина слушала с ужасом и тоскливо смотрела в окно:

— А может, это кто-то из физруков меня и запер?

— Не может. Максим Иванович наш весь в любви. Они с Леночкой Мокроусовой из началки начали встречаться. И дело медленно, но неуклонно движется к свадьбе.

— Да?! А я и не знала.

— Представь себе! А Милош вообще самый миролюбивый человек на свете. Ты же знаешь.

Ирина кивнула. Серб Милош Милетич, приехавший в Москву учиться и работавший у них в школе учителем физкультуры, действительно был человеком невероятной, всеобъемлющей доброты и умопомрачительного терпения. Коллеги его не просто любили — обожали. И он отвечал им полной взаимностью.

— Так что сама видишь — физруки отпадают. Ключ туда явно подкинули. И вполне может быть, что и с целью скомпрометировать тебя… Ты всё так же не намерена искать виновника?

— Угу.

— Угу, угу, — проворчала Злата и погладила подругу по плечу, — добрая ты у меня. Как Милош.

Ирина рассмеялась, а Злата лишь покачала головой. Ей было ох как неспокойно.

И снова всё пошло по накатанной. Работа, работа, работа… А в промежутках дом. И только.

Несколько раз Ирине звонил Андрей Симонов, справлялся о самочувствии, она радостно рапортовала, что всё прекрасно. Он рассеянно бормотал «ага, ну хорошо, хорошо, слава Богу» и сразу же прощался. Ирина моментально скучнела, начинала хандрить и страдать от неразделённой любви. Опытная замужняя дама Злата, выступавшая в роли наперсницы, тоже не могла ничего понять и тосковала вместе с подружкой, выслушивая её долгие монологи, в которых рефреном звучало «никто меня не любит», «никому я не нужна» и «правильно мне говорила мама, что учителя либо выходят замуж ещё в институте, либо уже навсегда остаются в старых девах».