Педагог мальчишек, ссылаясь на время, убежал раньше.

Ольга, отвечавшая за музыкальный центр, еле сдерживала зевоту. Была её очередь включать музыку; всякий раз она разомлевала на чужой репетиции, хорошела, облокотившись на колонку – видно, все силы, истраченные танцовщиками, перетекали к ней и прекрасно ею усваивались.

Глаза хореографа вонзились в Соню, как шпоры. Она заставила себя кивнуть в ответ, выражая покорность.

Наспех спрятав узелок от тесёмок, она приняла позу, с которой начинался финальный эпизод, но хореограф не дал сигнала включить музыку. Вместо этого он подошёл к Соне и заправил ей за ухо удравшую из-под невидимки мокрую прядку.

– Отдышись, – сказал он, глядя, как она старается не хватать ртом воздух. И добавил: – У тебя сквозь ухо солнце просвечивает.

В паническом табунке Сониных мыслей проскочило: «Трындец!», озвученное голосом Амелии.

Пока она усмиряла пульс, хореограф стоял рядом, впав в особую, гипнотическую неподвижность, присущую лишь кошкам и египетским статуям.

– Задолбала, – прорычал Влад, возникая у неё за спиной. – Ты меня всего испинала, придурочная!

– Отлепись от своего отражения и ради разнообразия хотя бы сделай вид, что держишь меня, – ответила Соня сквозь зубы.

Влад ощутимо стукнул её кулаком под лопатку.

– Так, музыка! – похлопал балетмейстер, привлекая внимание задремавшей Ольги. Та вздрогнула, выпрямилась и нажала на кнопку.

Музыку к балету написал зарубежный композитор, затворник и параноик, скандально успешный благодаря выдающемуся таланту и едким высказываниям. Ругаясь с журналистами, берущими у него интервью, он срывался с повседневного, занудного фальцета на неприличный девичий визг – как если бы интервьюер был крысой, или голым маньяком, или голым маньяком, облепленным крысами; хрипя, хватался за сердце, и потом остаток дня маялся – у него дёргалось веко под редеющей бровью.

Балет пронизывали те же истеричные визги, исполненные на скрипке.

В первом акте визг нарастал, из тревожного попискивания в сценах с Матерью Красной Шапочки перерождаясь в почти непрерывный вопль жертвы.

Героиня уворачивалась от Волка, подныривала под хищно расставленные руки, убегала, дралась.

Соня хваталась за Владовы запястья, проезжала под ним вперёд ногами и выпархивала вверх позади него – чтобы быть снова пойманной, поваленной на землю и протащенной через всю сцену (репетиционный зал) в заднюю кулису (левый дальний угол) на спине.

То ли у Влада не осталось сил, то ли ненависть к Соне достигла предела. Он варварски впечатал её в пол и разошёлся с текстом танца. Резкая боль от ушиба заставила Соню затормозить и перекатиться на бок.

– Стоп! – крикнул хореограф.

Музыка стихла. Галина Викторовна, отставив кружку с супом, подлетела к Соне.

– Цела? – спросила она, помогая ей подняться и одновременно заглядывая ей за спину. – Кровит, содрала кожу. Надо обработать. Двигаешься нормально?

– Да, спасибо, – ответила Соня на автомате.

На линолеуме краснела смазанная полоса – след неудавшейся поддержки.

Инка, забыв про массаж ступни, часто моргала, не зная, на кого смотреть; Ольга съёжилась за музыкальным центром.

Влад согнулся, упёршись ладонями в колени, и молча, со свистом, дышал.

Шоковое онемение сошло, как отлив. Обожжённая спина ощутимо вспухала. Болевой набат разнёсся по телу, и вырез купальника быстро пропитывался кровью.

Соня хотела доковылять до станка и взять полотенце, но хореограф мягко удержал её за предплечье и подвёл к Владу.

– Как это вышло? – обратился он к нему, не повышая голоса.

– У неё спросите, – прохрипел Влад.

– Я у тебя спрашиваю.

– Она выскользнула.

– Выскользнула?

Бровь балетмейстера изогнулась посередине и неторопливой гусеницей поползла вверх.

От желанного провала в преисподнюю Соню удерживали только его пальцы на предплечье. Глядя в пол, она жалела, что ей нельзя сбросить свою руку, как ящерице – хвост, и запереться в раздевалке в одиночку, посылая всех к чёрту через дверь.

– Она слабачка! – зло выпалил Влад. – Не может удержаться ни на одной поддержке!

– Это ты должен её держать, вместо того, чтобы перекладывать ответственность на неё! Ты её партнёр! Она что, по-твоему, умеет летать?..

Хореграф вдруг присел, подхватил Соню и вытолкнул её наверх одной рукой. Она мгновенно собралась для поддержки, не успев сообразить, что происходит. Точка опоры целиком приходилась на ладонь у нее под рёбрами.

– Почему я держу её одной рукой, а ты вцепился двумя и роняешь? Нахрена ты вообще тогда нужен? – тем же спокойным тоном продолжил постановщик, опуская Соню вниз.