Шрифт:
«Мужиками» оказались ещё два одноклассника – Пашка Сажинов и Санька Найдёнов.
Образовалась свалка. Друзья рычали, пыхтели, хохотали, брезент под их ногами возмущенно шумел и ухал.
– Витюха! Табунище!
– Объявилась пропажа!
– А вы что тут? В рань-то такую?
– Эт надо ж – Табунов!
– Ха-ха-ха!
– Откуда ты?
– Вот так встреча!
– Ха-ха-ха!
– Да ты откуда взялся-то, чёрт?!
– Ну и ну, шёл к одному, а их тут целая шайка!
– Чертяка! А вымахал-то!
– Ну да!
– Осторожнее, бесы, мошонку мне помнёте!
– Ох-ха-ха-ха!
Наконец утихомирились. Отодвинулись. Всматриваться начали. Удивляться. По плечу – хлоп, в спину – толк! Всё как положено. Как-никак – десятилетие минуло. Две пятилетки. Город изменился, а люди-то – и подавно.
Санька Найдёнов – черноусый, черноглазый, красивый, чертяка, женщины стайками, небось, бегают. Улыбается, зубами из-под усов блестит.
Пашка Сажинов – тот наоборот, белобрысый, рот всё так же полон мелких ровных зубов. О несоответствии своей фамилии блонди-облику он всегда говорил: «Не от сажи мы – от сажени». И с каждым годом всё больше подтверждал этот свой тезис, всё более и более становясь былинным «златокудрым молодцем с косой саженью в плечах»
Ну и, конечно, Олежка Одинцов – хохочет, и руками длиннющими машет. А ведь он и вправду рад, жердяй эдакий, что чертовски приятно. А он всё такой же высокий, худой, и глаза всё те же – светло-серые, почти голубые – его, его глаза. Из нового – только складки у рта.
Табунов улыбается, разглядывает приятелей, и судорога дёргает улыбку, и глаза помаргивают – десять лет всё-таки десять лет, сунешься в прошлое – сухим не выскочишь.
Проморгавшись, он заметил, что аборигены обмундированы по-походному – кто в спортивном костюме, кто в штормовке и джинсах. В брезенте, с которым они возились, угадывалась палатка.
– А вы куда, ребятки, собираетесь?
– Так ведь на озеро, – откликается Олег. – Слушай, Витька, а ты как здесь… Да надолго ли ты?
– На недельку, думаю. Примешь на постой?
– Ха! Ну, молоток! Ещё спрашивает!
– Ну ты везучий, Витюха, – скалит зубы белобрысый Сажинов – ещё полчаса, и видал бы ты нас. Только б запах бензина застал.
– А точно! – радуется Олег. – Мы ж мальчишник задумали. На выходные. Хотели с вечера вчера уехать, да не получилось, всю ночь вон с Пашкиным авто проваландались. И видишь, как здорово подгадали! Ты приехал!
– У нас и место в машине как раз для тебя – последнее, заметь.
– Ну, здорово! – шумит Найдёнов и тянет руки из карманов – помять дружка, тиснуть ещё разок табуновские плечи. – Айда с нами! Порыбачим, удочка для тебя найдется, кружка – тем более. Ха-ха-ха!
Табунов смеётся в ответ, тянется к однокашникам руками – он, конечно же, поедет, куда он денется, он ведь специально ехал к ним, только к ним.
– Так это Пашкина машина? – удивляется вдруг он и крутит головой. – Ай да Пашка, ай да тихоня.
Пашка довольно сопит. Все смеются. Чувствуется, тема автомобиля в компании обкатана, обшучена – по-доброму, по-свойски.
А город ещё только-только просыпается – в субботу утро для большинства горожан наступает всегда позже.
20 руб. 50 коп. «А если тебя вот так – на крюк?»
Ещё не открыв глаза, Табунов почувствовал, что в палатке, кроме него, никого не было. Он потянулся, проморгался – точно, пусто. Ох ты, а где же все? Неужели рыбачить ушли? А как же он?
Табунов завозился, встал на четвереньки и, откинув брезентовый полог, высунул голову наружу.
По глазам ударило.
– Ух ты! Светишь, бродяга, – сказал он солнцу и радостно засмеялся.
Палатку друзья разбили на пригорке – упираясь спиной в лес, он полого сбегал к озеру зелёным травяным языком. Словно выломился из зарослей неведомый зверюга, разлёгся и ну водичку лакать. А потом сморился, да так с вываленным зелёным язычищем и заснул.
Табунов поулыбался своим мыслям, посмотрел на озеро, оглянулся на лес, прищурился на небо. Хорошо! И – побежал вниз. Трава под ногами упруго скользила, совались под босые ноги кочки, шарахались головками цветки, цвиркали косо кузнечики. А Табунов летел, летел всё стремительней, ноги все труднее поспевали за телом, а трава скользила, а кочки подставлялись, и сверкало озеро, и летело ему навстречу, а он падал в него, падал, падал…
Но упал он в траву. Упал небольно – в последний момент успел сгруппироваться, перекувыркнулся пару раз через голову и растянулся на спине. Так и лежал – вольно раскинув руки, работая, шатуном словно, грудью, блестя глазами, смеясь лицом…
Олега он разыскал быстро. Тот горбиком сидел над водой и смотрел на поплавок.
– Вы чего не разбудили меня, ироды? – свистящим шёпотом набросился на него Табунов, усаживаясь рядом.
– А чего ты брыкался? – усмехнулся Олег. – Мы все по очереди тебя трясли. Санька даже за ноги выволочь хотел, так ты его чуть по носу не лягнул.