— Я ценю. Я, кажется, помогала тебе всем, чем только могла, пока ты не посадил меня дома делать то, что я делать не умела. Быть матерью. Я не могла ей быть. Как ты не мог быть отцом. Ты просто зарабатывал деньги на подгузники и финское детское питание. Все, больше ты ничего не делал для Оливки. Да, ещё носил на пальце кольцо, очень мило…

— Ты вот зачем все это сейчас говоришь?

— Затем, что Юля — действительно мать для Богдана. Она вырастила его с пеленок…

— Сейчас она просто его водитель. Я найму водителя. Тебе не потребуется его развозить по секциям. Это я тебе обещаю.

— Ты ничего не понимаешь, ничего…

Как объяснить это мужику? Да никак!

— Богдан любит ее. Ты не любишь, а он любит. Ты не видишь внутри, только снаружи: красивая квартира, красивая машина, красивое платье, вкусная еда — у нее все есть, мани-педи, спа, курорты… Чем она вообще может быть недовольна? Ты дал своим женщинам то, что увидел мальчиком у других в рекламе и решил, что в этом состоит женское счастье. Да, с мужской задачей дать все это женщине ты справился на ура. На пять с плюсом! Закончил школу современных мужей с отличием. Жаль только мы с тобой только по бизнес-центрам шлялись, и ты не знаешь, что такое быть папой. А я — как быть мамой. Я родила, потому что беременными не остаются. Но я не была готова к материнству. И сейчас не готова ко взрослому Богдану. Почему же ты это не понимаешь, почему?

— Я все понимаю, — оскалился Лешка. — Только ты не понимаешь, что взвыла бы без денег. Имея их и жалуя с барского плеча шубу, можно говорить, что деньги фигня, и лучше бы ты дома на диване лежал… А я знал, что меня теща сожрет, если я зарплату не принесу. И ты предпочитала не замечать, как мне тяжело. Да, ты писала мои курсовики, только мне нахрен этот диплом не пригодился. Его мать на стенку под стекло повесила. Но спасибо тебе за него огромное. И за литры сваренного кофе. И за детей спасибо. Я не устаю тебя благодарить, только ни черта не слышу в ответ.

Я стиснула зубы — на них скрипел сахар льстивых слов.

— Я не думала, что мужики любят ушами.

Лешка усмехнулся.

— Да откуда тебе знать мужиков… Меня ты за мужика никогда не считала. Я так, машина для зарабатывания денег. А от маленького Богдана ты сама отказалась. Не хочешь узнать его поближе? Не мужское это дело подгузники менять. Ему здоровый сон нужен. К Юле он будет обедать приходить. Ну? Хватит уже молчать! — почти рявкнул Супрядкин. — У Юли женские часики тикают, а у меня мужские. Я хочу жить с тобой не приходящим мужем. Так неровен час ты себе любовника заведешь, — усмехнулся он.

Сердце сжалось, но не до боли. Любовника у меня больше нет. И о нем Лешка все равно никогда не узнает. Я же столько лет не предъявляла ему претензий по поводу выполнения супружеского долга в отношении Юли.

— Уговор?

Лешка протянул руку, но я не подала свою.

— Я не решаю за других людей, — с трудом провернула я языком, чтобы не выматериться. — Я жду звонка от Юли. Богдан — ее сын, не мой.

— А я хоть твой муж?

Супрядкин ухмылялся, но наигранно.

— По закону — нет. Ты же юрист. По диплому, — попыталась посарказничать я, да выходило как-то топорно.

Губы тряслись. Еще этот долбанный маскарад! Какие маски? Мы масок вообще не снимаем, всю жизнь: ни дома, ни на работе!

— А ты-то за него замуж хочешь? — спросила меня Милена, протягивая белую чашку с чёрным кофе без сахара.

Через три часа мне нужно уже быть в клубе, но я не смогла заставить себя поехать домой наряжаться. Мне нужно было для начала разрядиться. Меня колотило, и я прошла по городу пару-тройку километров в надежде получить от колхидский колдуньи волшебную пилюлю: пару капель коньяка в кофе.

— Вопрос на засыпку, что ли? — усмехнулась Милена, присаживаясь на кожаный диванчик, коленками в мои, чтобы я не трясла ногой — лодочка с нее уже слетела.

— Не знаю, — я нервно дернула плечом и сунула руку в разрез блузки, чтобы поправить перевернувшуюся лямку бюстгальтера. — Я об этом не думала…

В бутике никого не было. Две клиентки ушли с покупками, пока я ждала кофе, а новые, наверное, боялись помешать моему допросу.

— Теперь надо подумать, — Милена не выдержала и опустила тяжёлую руку с бордовым маникюром мне на коленку. — Я знала, что это когда-нибудь случится. Алексей не железный. Он… — она поискала глазами эпитет и на полках справа и на вешалках слева и даже на потолке: нужного слова нигде не оказалось. — Надо думать!

— О чем? — сказала, глядя на дверь примерочной, таким тоном, точно спрашивала, какой цвет нынче в моде, кроме классического питерского серого.

— О вашей жизни вдвоем, — и тут же, не позволив мне даже возразить, скомандовала: — Бери пример с нас с Арсеном. Разные комнаты, встречаемся за ужином. И все у нас хорошо. Мы взрослые люди. Когда граф встаёт, графиня только ложится… — расхохоталась Милена грудным смехом и тут же смолкла. — Вы найдёте варианты не докучать друг другу, уверена.