— Ну, надеюсь, вырастет он все-таки мужчиной…

Что за глупость я сказала, но поздно… Лицо Юли осталось неизменным, литым из металла. Я даже чувствовала неприятный стальной запах — правда, исходил он от меня, я слишком нервничала.

— Не волнуйтесь, Надежда. Вы же не женщина.

Я выдержала плевок, не опустила головы и не подняла руки, чтобы убрать с лица волосы, которые выбились из-за уха. Лучше не отвечать.

— Я думаю, до родов мы можем брать Богдана только на выходные. Ну, если тебе будет тяжело, я помогу…

— Мне не будет тяжело, — отчеканила Юля. — Богдан беспроблемный ребенок.

Я кивнула, и мы разошлись. Так толком ничего и не решив про общего ребенка.

Ясно было лишь одно — назад пути нет, ей придется развестись, а мне придется снова поставить подпись при свидетелях. Можно даже пригласить прежних ради прикола. Чувство, что все это делает по приколу, по чужому, не покидало меня ни на минуту. Надеюсь, Лешка потом не пожалеет. Я не смогу стелить ему так же мягко, как стелила Юлечка — упадет, будет больно, очень.

— Да, сегодня, — выплюнула Оливка случайно хлебную крошку, желая грубо поставить в разговоре точку.

Но у меня еще не закончились вопросы, но она перебивала их просьбами:

— Вот только не заморачивайся. Салатик, картошечка и курочка. С него хватит.

— А с тебя? Ну чего ты так на меня смотришь? Ты познакомила меня с Сашей через полгода. Почему тебе не подождать еще пять месяцев и три недели?

— Мам, я не могу решить, встречаться мне с ним или нет.

Вот так все просто…

— Слушай, милая, а я тебе каким местом могу помочь решить этот вопрос?

— Своей женской интуицией. Тебе же Саша с первого взгляда не понравился, а я не послушала тебя. Теперь буду умнее.

— Нельзя быть четыре года с мужчиной, который не нравится, так что не ври… Тебе он нравился.

— Сейчас нет, и я хочу его забыть…

Мое сердце сжалось — сумасшедшая девчонка, она его любит. Только бежит почему-то к какому-то придурку…

— С этим Сережей? Клин клином вышибают — это не про любовь.

— Это про секс! — перебила Оливка зло и схватила со стола чашку: кофе она тоже решила этим утром пить стоя.

— У вас уже было что-то?

— А ты зачем это спрашиваешь?

— Трудно ответить?

— После того, как ты вынесешь вердикт, я тебе скажу, спала с ним или нет. Кофе кислый. Ты зерна сменила?

— Нет, это с твоей кислой физиономии накапало в чашку. Не нравится, вылей. На работе сваришь хороший.

— Ты же не испортишь ужин своей кислой миной? — парировала дочка.

— Смотря, какое у меня будет первое впечатление о твоем Сереже.

На том и порешили. Ох, всыпать бы в какое-нибудь блюдо отраву или прямо в тарелку — только я не решила пока, в чью именно.

— Надя, ты можешь сейчас говорить?

Интересно, Лешка услышал, как на сковородке щелкает масло? Или принял это за помехи на линии?

— Я готовлю ужин для кавалера твоей дочери. Составишь нам компанию за столом?

— Ты это серьезно?

И тут я испугалась, что он действительно придет.

— Нет, конечно. Это не семейный ужин, а очная ставка. Знаешь, давненько я так не нервничала…

— Серьезно, что ли?

Да сейчас заржет!

— С тобой я уже не нервничаю. Ты убил все мои нервные клетки. Если ты звонишь по поводу Юли или твоего сына, то не сегодня. Я не хочу отравить кавалера твоей дочери, всыпав, вместо соли, мышьяка.

— Я звоню по поводу бывшего кавалера твоей дочери. Оливка попросила оплатить еще месяц квартиры.

— Для него? — не поняла я. Нет, не слова, как таковые, а ситуацию, которую ими обрисовали.

— Для него. Я тоже спросил, хочет ли она сохранить квартиру для себя или… Надя, мне не жалко денег, мне жалко дочь. Это ненормально.

— Что именно? Ненормально содержать своего бывшего парня за счет отца?

— Мне плевать на деньги, сколько раз повторять?! — взвился Лешка. — Может, он съезжать не хочет? Может, он ее шантажирует чем-то?

— Чем? Ты вечерами с Юлей сериалы смотришь, что ли? Скорее всего, Сашка просто не телится с поиском жилья, ну, а Оливка слишком хорошо воспитана, чтобы давать ему пинка под зад.