Даллас уверял, что и сторожиц можно при желании подкупить. Все люди падки на материальные ценности, тут ничего не поделать. Он посоветовал выбрать одну жену, окружить её заботой. В ответ на нежные чувства женщина не допустит измены и в мыслях. Бос беззвучно рассмеялся на это предложение. Главарь хлопал себя по коленке, показывал палец, что значило «Одну жену?», и снова начинал трястись от хохота. Но после этого разговора пошли слухи, что жён стали иногда отвязывать, хоть из сарая и не выпускали.

Не всё сразу. Даллас никогда не был оратором. Ему казалось, что если что-то очевидно для него, то не надо убеждать в этом других. Чёрное — это чёрное, а не белое. Но в понимании местных, рабство и многожёнство в порядке вещей, а для Далласа это дикость. Культурные различия не всегда позволяли понять друг друга.

И всё-таки Даллас внёс некоторый вклад и в культуру. Вспоминая танцы на рынке, он смастерил барабан и подобие гитары. Сложнее всего оказалось сделать струны. Он не нашёл мотки проводов подходящей длины, поэтому взял жилы козы. Они звучали глухо, да и натянуть их сильно не получалось. Вышла скорее бас-гитара, но на ней уже получилось подобрать пару знакомых мелодий. Их Даллас учился играть на винтажном «Фендере» в своих апартаментах. И вот, похожая музыка зазвучала здесь, на земле, где несколько сотен лет назад эту мелодию придумали и играли музыканты на огромных стадионах, вдохновляя тысячи людей.

Несколько рабов впечатлилось возможностью извлекать звуки. Они поняли принцип и вскоре смастерили похожие инструменты. Работая с жилами и деревом искуснее, чем Даллас, они сделали гитары с разным звучанием, и часто развлекали себя и господ, выдавая артистичную какофонию с танцами и подвываниями. Это щедро вознаграждалось кусочками еды.

Даллас освоил кузнечное дело и смастерил: ножницы, зонты, расчёски, вилки и ложки. Вместо зубной щётки, годились разжёванные щепы. К сожалению, почти никто из окружающих не оценил новую утварь. Есть сподручнее руками, причесать волосы проще пятернёй (особенно во время еды), не говоря уже о чистке зубов. А ведь очень многим стоило это делать. Разговаривать с людьми и при этом дышать — задача только для самых выносливых. У многих зубов не хватало, а цвет оставшихся варьировался от тёмно-жёлтого до чёрного. Чуть только зуб начинал болеть, его вырывал специально обученный раб — крепкий детина без тени сострадания на лице. Его жертвы кричали и извивались, но пока он не забирал зуб на память, в покое пациента не оставлял.

Жестокость, буйствующая в это обществе, не оставляла Далласа равнодушным. Он не посещал прилюдные порки и казни, не мог без боли смотреть на издевательства над беззащитными рабами. Но всё это окружало его. То и дело попадались искалеченные люди — без руки или глаза, с ужасными шрамами на лице. А вдоль дорог, источая вонь, лежали тела рабов, замученных до смерти на публичных процессах. Большинство решений выносил Бос, но, если дело касалось лишь раба и его хозяина, господин лично оглашал и исполнял приговор. И не всегда смертельный, ведь раб — это собственность, а убить его — значит обеднеть. Но в арсенале палачей имелось немало других ухищрений, чтобы человек пожалел об украденном грибе или дерзком слове. Их били, жгли, растягивали, сдавливали, кололи, подвешивали, калечили, резали, топили, душили… Всё, до чего доходила человеческая фантазия. Причём часто это несло некий смысл: выпил чужое пойло — топили в бочке с этой бурдой; тронул одежду господина — заставляли держать в руках тлеющий уголь; не вышел на работу — привязывали к лежаку на несколько дней без возможности пошевелиться. И так далее.

Переживших наказание рабов тщательно лечили, ведь им предстояло трудиться, а для этого инвалиды не годились. Как и Старый, местные лекари использовали мази, травы, настойки и примочки. Иногда их методы работали хорошо, но порой не имели абсолютно никакого смысла. Например, когда в лагере невольников началось повальное расстройство кишечника, лекари сжигали крыс и мазали рабам животы золой, хотя эта мера никак не помогала.

В качестве лечения Даллас порекомендовал обычный древесный уголь. Он вспомнил познавательный рол — обезьяны ели токсичные листья, а потом воровали у людей уголь, который выводил из организма вредные вещества. Если уж обезьянам помогало, то поможет и этим беднягам.

Даллас предложил отделить больных от здоровых, заставить их пользоваться разными чашками и не оправляться в одном отхожем месте. Вместо той бурды, что здесь пили все, он разливал по мискам кипячёную воду.

Основным напитком у местных оказался особый вид гриба, вымоченный в течение нескольких недель в бочке с грязной водой из реки. Вероятно, бактерии или дрожжи, питаясь грибом, уничтожали вредоносные организмы и выделяли спирт. Поэтому после этого пойла иногда кружилась голова и клонило в сон, если выпить много. Хотя здесь могли участвовать и грибные токсины. В любом случае отфильтрованная через ткань и хорошо прокипячённая вода и по вкусу и по запаху нравилась Далласу куда больше, чем этот грибной квас.

Но не так всё просто оказалось со здешними жителями. Они боялись пробовать «варёну воду», называя Далласа колдуном. Лишь долгий разговор с Босом и его жёсткое приказание, усиленное воинами, возымело эффект. Несчастные больные рабы жевали уголь, запивая горячей водой, и рыдали, ожидая смерти ещё более мучительной, чем та, что уготовила им дизентерия.

К удивлению и рабов, и их господ, усилия Далласа оправдались. Из тех невольников, кого отселили от больных, почти никто не заболел, а из другой части умерло куда меньше людей, чем во время предыдущих вспышек.

Даллас рассказал, что надо соблюдать правила гигиены, чтобы избежать таких эпидемий в будущем, но, когда проблема ушла, слушать его никто не стал. Понятно, что ни один господин не организует рабам туалеты вместо отхожих ям, рукомойники и бани вместо луж и кухню с нормальной пищей вместо горстки сушёных грибов раз в день.

Когда получалось, Даллас ходил навещать племя Каспара. Гулёнка неизменно бросалась ему на шею и долго не отпускала. В первую же встречу она рассказала, что Каспар сделал ей одолжение и огородил от посягательств Дана. Он лёг рядом, но они «ни-ни, ток дрыхли». А потом Дан и вовсе отстал от неё, ведь запрещено ложиться с той, что «ждёт ляльку». Рассказывая об этом, Гуля нежно поглаживала округлившийся животик.