– Помнишь, наверное, какие морозы стояли в январе. Каждое утро сотни трупов на улице валялось. Я искал его, но не нашел.

– Думаете замерз?

– Может быть. А могли ограбить и убить, теперь уже не разберешь, – сказал Пассенштейн. —Он мне как отец был. Когда нас всех согнали сюда и отгородили от арийской стороны, его дом номер восемь на улице Сенной как раз попал в границы гетто, —улыбнулся Пассенштейн. – Пан Эйдельман так радовался этому, как ребенок, ей – богу. Я даже жил у него первое время, – грустно улыбнулся Пассенштейн.

—А его дочь, Юдифь Эйдельман? —спросил Новак, и его голос задрожал.

– Она здесь, – тихо ответил Пассенштейн, опустив взгляд, но спустя несколько секунд он поднял глаза и внимательно посмотрев на Новака, спросил. —Ты разве с ней знаком?

– Ну как же, пан адвокат, —усмехнулся Новак. —Вы же сами знакомили меня с ней в вашей конторе на Банковой площади. Я ведь приходил к вам, не помните?

– Честно, не помню, – улыбнулся Пассенштейн.

– В августе тридцать восьмого, спустя две недели после суда, ну вспоминайте.

– Ну может быть, – задумчиво произнес Пассенштейн, пожав плечами.

– Ну не помните и ладно. Вы лучше расскажите, как пани Юдифь поживает?

– Не знаю, – холодно отрезал Пассенштейн. —В последний раз я видел ее зимой, когда пропал ее отец.

– Вы разве не общаетесь? —удивленно спросил Новак, вытащив папиросу из кармана пиджака.

– Почти не общаемся, – не глядя на Новака, ответил Пассенштейн.

– А живет она где? —спросил Новак.

– Должно быть там же, на Сенной.

– Ну ясно, – произнес Новак, заметив, что про пани Юдифь Эйдельман, пан адвокат не шибко хочет говорить. Они молча прошлись еще немного.

– Я кое, о чем хотел поговорить с тобой, – не уверенно начал Пассенштейн, когда Новак пульнул окурок в сторону. – Точнее попросить.

– Знаете, пан адвокат, —остановился Новак, —я этого момента ждал несколько лет. Просите, о чем угодно, сделаю.

– Да ну брось, – сконфузился Пассенштейн.

– Нет я серьезно, чтобы со мной стало, если б не вы и не пан Эйдельман.

– У меня есть дочка, Рахель, —начал было говорить Пассенштейн, но навстречу им шла сгорбленная старая женщина, волоча за собой какой —то мешок. Пассенштейн и Новак остановились, расступились и пропустили ее. Старуха прошли между ними, не поднимая головы, бормоча себе под нос. Проводив ее взглядом, пан адвокат подошел поближе к Новаку и тихо спросил. —В общем, ты мог бы вывезти мою дочь из гетто?

– Вашу дочку? —переспросил Новак.

– Да, —твердо произнес Пассенштейн. Новак несколько секунд с удивлением смотрел на Пассенштейна.

– Пан адвокат, давайте – ка все по порядку.

Пассенштейн тихо кивнул головой и показал рукой идти дальше. С полминуты он собирался с мыслями.

– Я хочу вывезти свою Рахель на арийскую сторону. У меня есть там близкие друзья, они помогут мне, возьмут девочку к себе, – тихо сказал Пассенштейн.

– А зачем вам это? —спросил Новак, почему —то вспомнив разговор с немецким офицериком из санитарной службы. Пассенштейн остановился и взглянул на Новака.

– Рано или поздно немцы нас всех прикончат, – сказал он.

– Но разве полицейских…– начал было говорить Новак, но Пассенштейн его перебил:

– Думаешь нас не тронут, – ухмыльнулся он.

– Послушайте пан адвокат, —встрепенулся Новак, —вы просите переправить вашу дочь на арийскую строну, но про себя ничего не сказали.

– Я здесь остаюсь, – сразу ответил полицейский, опять зашагав по тротуару.

– А супруга ваша? – осторожно спросил Новак.

– Мы с ней останемся, —ответил Пассенштейн. – Я думал об этом. Если все вместе сбежим на арийскую сторону, нам не выжить. Посмотри на меня, —Пассенштейн остановился, повернулся к Новаку лицом, приподняв подбородок. – Внимательно посмотри, с таким лицом там не выжить. За километр видно, кто я такой.

– Да я понял теперь.

– Мне не повезло, как тебе, —ухмыльнулся Пассенштейн, внимательно смерив взглядом Новака. – Думаю ты сможешь провернуть это, ты же в этих делах должен быть как рыба в воде, —добавил Пассенштейн. Новак остановился, медленно вытащил папироску из кармана пиджака, помял ее в руке, смяв кончик и вставив папиросу в рот, поджег спичку и долго прикуривал.

– Пан адвокат, я людей ни разу не провозил, – сказал он, выпустив дым. —Только товар, понимаете.

– Но ты ведь можешь, я знаю.