«Будто в воду глядит!»

— Д-да. И страх, и симпатия… — проговорила она дрогнувшим голосом.

— Ну-ну, не смущайтесь так. Это вынужденная реакция, и у меня есть способ ее ослабить, — обрадовал декан. — Теперь я знаю точный состав зелья и уже приготовил качественный отворот, который существенно улучшит ваше состояние, и эмоции перестанут скакать из стороны в сторону, — он взял пузырек с ярко- оранжевой жидкостью. — Полностью, к моему великому сожалению, эффект устранить не удастся (по крайней мере пока), но я буду над этим работать.

— А почему нельзя убрать до конца прямо сейчас? — не сдержалась Аль. — Или это запретный вопрос? — тут же спохватилась она.

— О, мне уже нравится ваша осторожность при допросе главы Дисциплинарного комитета. Возможно, совсем скоро вы даже поймете, какие вопросы вообще не следует задавать, — иронично заметил дроу.

— Простите за любопытство.

— Прощаю.

Да и как тут не простить, когда на тебя смотрят такими глазищами?! Как там говорят поэты? «Глубокие озера ее глаз…» и прочая лирическая ерунда. Вот именно так она и выглядела, маня, завораживая и заставляя откровенничать больше, чем он рассчитывал. Алакдаэр прекрасно знал причину своей несдержанности, и сегодня вечером они вдвоем приступят к постепенному устранению этой самой причины.

Его бессонная ночь после нападения в Тиаре прошла совсем не зря. Архимагистр исследовал состав ядовитого зелья, которым напоили Альвинору, проследил магический след намешанных там заклинаний (пока лишь некоторых, так что все же надо оставаться настороже и быть готовым к неприятным сюрпризам) и получил ответ на вопрос, откуда у него такая странная реакция на эту конкретную женщину. В зелье была добавлена его, Алакдаэра, кровь! Не удивительно, что Ала тянуло к адептке Арис как магнитом, ведь в ней была частичка его самого.

Обычно дроу практически не восприимчивы ко всякого рода зельям и ядам, а также обладают пониженной чувствительностью к воздействию заклинаний и магии вообще. И даже капля крови темного эльфа в составе зелья (если его готовит не дроу) не намного увеличивает для них негативный эффект. Однако в среде темных эльфов есть очень опасные ритуалы на крови, влиянию которых подвержены не только их враги, но и сами дроу (пусть и в гораздо меньшей степени).

Теперь Алакдаэр испытал это на себе. Нет, ему не хотелось выть на луну, он не потерял голову от вожделения, его тело подчинялось ему самому и не поддалось наваждению. Но где-то на задворках сознания, на самом его горизонте появилось какое-то странное томление, непонятная тяга именно к этой Светлой.

Именно поэтому Темный подошел к ней там, в Тиаре, когда Альвинора только- только была одурманена зельем. При этом он полностью себя контролировал и был абсолютно адекватен. Но магия внутри девушки взывала к Алу, она протягивала к нему свои прозрачные щупальца и пыталась поглотить его разум, затянуть в пучину сладострастия чувства, закрутить в водовороте страсти сердце, чтобы потом обрушить в бездну отчаяния и погубить.

Архимагистр все это видел как бы со стороны и был безмерно рад своей дровской крови, выработанному иммунитету, жизненному опыту и предусмотрительности, благодаря которой не переставал совершенствоваться и работать над собой. Ему не хотелось рисковать своей новой жизнью и всеми теми людьми и нелюдями, за которых он был сейчас в ответе, поэтому Алакдаэр не признавал беспечности ни в чем, особенно в том, что касалось безопасности или возможной угрозы.

Темный лишний раз порадовался собственной осмотрительности, ведь благодаря непрекращающейся связи с Подземьем (вернее, с Берггирром, самым близким другом-дроу), которую он поддеживал при активном содействии Дрокса, архимагистр был осведомлен о событиях в Аббанапуре, имел образцы новых ядов и, по мере поступления информации, овладевал новейшими дровскими заклинаниями. В противном случае негативное воздействие зелья, подкрепленного мощнейшим заклинанием, было бы куда большим.

Хотя зелье делал дроу, использовал его кто-то другой, ведь на пузырьке присутствовала другая, не дровская, аура. Вот и думай теперь. То ли дроу с кем-то скооперировались, чтобы отвести от себя подозрение, то ли наоборот: кто-то просто использовал наемника-дроу в своих целях, дабы отвлечь внимание и пустить Ала по ложному следу.

Судя по всему, девушка, которую решили принести в жертву, была выбрана случайно. Злоумышленники остановили свой выбор на самой уязвимой и незащищенной, каковой в тот момент и являлась адептка Арис. Она должна была заставить Ала потерять голову от вожделения, поцеловать отравленными губами и умереть у него на руках. Ослабленный ядом и той связью, которая их соединила, он был бы легкой добычей, своей смертью открыв врагам путь в академию.

Кому и зачем все это понадобилось, пока непонятно, но заговорщики не учли, что Алакдазр стал намного сильнее, чем был. Он не допустил, чтобы эмоции взяли над ним верх, переборол яд в организме и даже успел спасти «жертвенную овечку». Но неудача, безусловно, только подстегнула злоумышленников, и они стали выдумывать все более изощренные способы его достать.

К счастью, связывающий ритуал невероятно сложен и отбирает у мага, что его творит, жизненные силы, которые восстанавливаются очень медленно. Поэтому в ближайшее время тот не повторит попытку на какой-нибудь другой девушке, а будет бить по Альвиноре, которая сейчас для Ала самое уязвимое место.

Был еще один очень любопытный момент, из-за которого можно было бы рассмеяться, если бы не хотелось плакать. Как ни странно, волосинка, добавленная в любовно-смертельное зелье олухами снежного эльфа, принадлежала… самому Лэндгвэйну. То ли это ирония судьбы, то ли проделки Богов, но адепт Лоссдор тоже увяз во всей этой ситуации по самые уши. Поскольку зловредный состав был направлен совсем на другие объекты, трудно предсказать, как может повлиять вот такое случайное вмешательство на адепта Лоссдора, да и на адептку Арис тоже.