«Давайте сделаем вид, что я принял во внимание все ваши усилия, но не счел их достаточными. Смиритесь, я вам трояк рисовать не буду».

«Не рисуйте, вы же не художник. Я на четыре рассчитываю».

«Наглец!» - хохотнул профессор и скрестил руки на груди.

«Есть немного».

«Ну не сдадите вы матмоделирование. Хоть весь учебник вызубрите – не знаете вы предмета!».

«Вы не находите, что тут есть некое противоречие?» - отозвался Макаров.

«Нет, не нахожу. Через пару недель выветрится. То, чего не понимаешь, чему не научился, надолго не задерживается. Так что займитесь лучше чем-нибудь более полезным, чем протирание штанов за партой. Можете в армию сходить, например, если папа пустит».

И с этими словами Христиановский скрылся за дверью кафедры. А Илья некоторое время еще соображал, при чем здесь папа, прекрасно понимая, что тот вполне мог влезть и попытаться решить его проблемы – это было в папином репертуаре. И едва ли он, знавший все на свете обо всем на свете, догадывался, что вреда приносит больше, чем пользы.

Звонок отцу был кратким и злым. Но совершенно бестолковым. Получив свою долю нравоучений, Илья принял приглашение в отчий дом на ужин, потому что совершенно забросил родителей. И внимательно выслушал отцово:

«Ну… и девушку свою приводи… знакомь, что ли!»

«Следишь?»

«Отец не уследит – никто не уследит».

Спорить или злиться смысла уже не было. Но впервые в голову ему пришло то, что по сути давно должно было прийти. Алису, и правда, пора выводить и знакомить. Если ей жить с ним и в его окружении, будет проще уже сейчас показывать ее предкам и друзьям. Проще – в первую очередь ей.

Но главной проблемы это по-прежнему не решало. Как и зубрежка учебников. Впервые Макаров столкнулся с чем-то, что не зависело ни от него, ни от бабла его папы. И он не представлял себе, что со всем этим делать.

В отличие от него Алиса ясно представляла, что делать со своей заботой, занимавшей ее не меньше Ильи и учебы. Мама давно назвала это «навязчивой идеей» и махнула рукой на безрезультатные поиски, увлекавшие Алису который год и не позволявшие сдаваться. На данном этапе она пятый месяц упорно, без устали переписывалась с различными инстанциями, ведомствами и архивами, пока однажды не получила ответ, которого ждала все это время.

Радость маленькой победы распирала ее, и она летела домой, спеша поделиться новостями с Ильей. Когда она пришла, он торчал на кухне и варил кофе, сунув в уши наушники.

Алиса подлетела к нему, в куртке, шапке, замотанная в шарф, и затараторила:

– Я нашла ее, представляешь? Илюшка, я нашла ее! Чайник включишь?

Макаров быстро поцеловал ее в холодный нос, вытащил из одного уха наушник, послушно включил чайник и проговорил:

– По порядку давай.

– Я попробую, - Алиса сделала глубокий вдох. – Мне папа рассказывал, что прадед его был младшим сыном шляхтича. Род был древний, но обедневший. А может, так просто говорили, чтобы внимания не привлекать. Он как-то сказал, что в Сибири могли остаться какие-то родственники. Прадед то ли сосланный туда был, то ли сам бежал, то ли за белыми подался. В общем, история темная, - улыбнулась она. – Отец мало этим интересовался, а мне всегда хотелось узнать больше. Интересно ведь, правда?

– Наверное, интересно, - пожал плечами Илья. – И ты узнала… что?

– Я нашла племянницу этого самого прадеда. Получается, она какая-то наша родственница… Моя…

– Это все как-то неопределенно звучит.

– Неопределенно это было раньше, - обиженно сказала Алиса. – А теперь я точно знаю, что есть человек, который сможет больше мне рассказать.

– И ты собираешься броситься к черту на рога, чтобы узнать про то, что было сто лет назад?

– Почему к черту на рога? – удивленно переспросила она.

– Ну а куда?

– В деревню Яковскую…

– И где это, если не у черта на рогах?

– В Иркутской области! – буркнула Алиса и выскочила в коридор.

В коридоре обои были ободраны так же, как и в гостиной. Алька приволокла откуда-то цветные краски и расставила их по полу. И сейчас едва не навернулась о них. Илья успел придержать, развернуть к себе и удивленно поинтересоваться:

– Ты всерьез собираешься туда ехать?

– Сначала напишу, - упрямилась Алиса, наконец, раздеваясь, - а потом поеду!

– А я? Меня ты тут одного оставишь, да? – в его голосе звучала обида, которая немедленно озадачила бы ее, если бы не смех в его светло-серых глазах. Алиса успела запомнить и привыкнуть: когда он не в духе – темнеют, когда все хорошо – кажутся удивительно светлыми.

– А ты поедешь? – спросила она, выпрямившись и являя собой комическую фигуру – на голове все еще красовалась шапка, из-под которой торчали взлохмаченные косы.

Макаров вздохнул, криво усмехнулся и устало проговорил: