Мы остались наедине.

— Присаживайся, Leanbh. Прим. авт.: здесь — детка, (ирл.) — У меня создалось ощущение, что сейчас дроу употребил какой-то иной тембр голоса, нежели тот, который шел в ход для общения с подчиненными. — Я хотел на тебя посмотреть.

Во взгляде посетителя ничего не изменилось, но я моментально ощутила себя голой. Перед синеглазым эльфом крутились цифровые скриншоты моего дела, один за другим.

— Что за расп… разгильдяи! — Морни поморщился. — Начальство приехало, бумажки не распечатаны…

Легкомысленный тон, игривый взгляд… Кого он из себя изображает?! Репутация у Морни Эльдендааля ничем не лучше, чем у Палача Оустилла. Про него ходят слухи, что одним из развлечений является похищение девушек… Внутренне я напряглась, и не зря. Свернув кучу проекций одним изящным движением ухоженных длинных пальцев, дроу спросил совсем другим тоном, от которого меня бросило в дрожь:

— Техника работы с «Взломщиком» отработана из рук вон плохо. Что упущено из того, чему ты сама не придаешь значения?

Видимо, он упомянул то психотропное вещество, которое мне вводили… Неужели известно про планы насчет взрыва?!

Не дожидаясь ответа или какой-либо другой моей реакции, Морни Эльдендааль вновь понизил голос до бархатистых обертонов, что сделало его похожим на большого мурлычущего кота, сейчас спрятавшего когти. Он встал со стула и наклонился над столом, гипнотизируя меня взглядом ярко-синих глаз. Не знаю насчет похищений. Наверняка, предостаточно желающих раздвинуть ноги перед обладателем этих глаз…

— Интересно было бы узнать, Leanbh, как тебе нравится заниматься любовью?

Я почувствовала, как краска заливает щеки, и вместо того, чтобы дать достойный ответ взрослой женщины, сдавленно пискнула:

— Вам-то это зачем?!

Дроу фыркнул, усугубив свое сходство с представителем семейства кошачьих.

— Мне?! Мне незачем, пожалуй… А вот один мой приятель, наверное, скоро заинтересуется… Сейчас у тебя свидание с адвокатом, Leanbh. Заседание трибунала назначено на двадцать пятое мая.

Двадцать пятое мая. Значит, осталась ровно неделя.

Двадцать пятое мая

Айли Барнетт

Какой смысл был в адвокате, сказать сложно. На само заседание адвокатов-людей никто не пустит, это же эльфийский трибунал! Присутствие защитников будет удаленным, через видеомессенджер. Вообще же само заседание трибунала представляет собой зачитывание пунктов обвинения, своеобразный обмен мнениями между юристами (обвинение и защита), а в финале — сам приговор, который, собственно, уже будет вынесен к началу процесса. Окончательным в нем является слово Владыки Темных.

Дознаватели дали мне понять, что от смертного приговора не уйти, вопрос только в исполнении: петля или инъекция. Ни страха, ни отторжения мысль о смерти во мне не вызывала. Я готова. Отрицать свою вину бесполезно, она есть. Мне никак не доказать, что я записывала и рассылала совсем другое обращение, нежели то, которое было услышано по всей Шотландии и за ее пределами. Файл «улетел» в сеть без режима сохранения данных, я ведь не думала ни о какой подставе, так что не сохраняла ничего, включив ноут-блок в режиме обычного айтела. Кто смог изменить файл, каким образом — загадка. Но даже если найдется этот умелец… Как там сказал Оустилл? Я этого уже не увижу.

Еще мне не давали покоя слова Палача о каких-то невыясненных причинах стрельбы на парковке. Что он имел в виду?! И кто будет разбираться в этом, если… состоится фейерверк?!

— Я не могу ничего пояснить по поводу следствия об убийстве Эвана и Джеймса Барнеттов. — Развел руками адвокат, которого я видела впервые за все время пребывания в Ферт-оф-Форт. — Этой информацией со мной никто не делится.

— Вы думаете, следствие ведется?..

— Я не знаю, что думать, госпожа Барнетт. И, скорее всего, не имею права на вольные размышления по данному делу.

Адвокат представился мне как Мичил Фергисон. С виду я бы дала ему лет шестьдесят с небольшим — ровесник папы, родившийся в то время, когда люди на территории Шотландии не имели права даже на свободное перемещение по острову. Сейчас многое изменилось, причем за относительно короткий промежуток времени. И при встрече с эльфом на улице никто уже не обязан переходить на очерченную белой полосой сторону тротуара, полосы не существует лет тридцать пять. Господин Фергисон застал и полосу на тротуаре, и вживление имплантатов слежения, и строго раздельное обучение в школах и высших учебных заведениях, и многое другое.