Подхожу к окну, пальцами провожу по широкому подоконнику. Пыльно. И зачем он здесь, если не живет? Очередная шахматная партия? И если так, то он точно знает, зачем я здесь. А значит, я снова получу дозу разочарования. Отодвигаю занавески, распахиваю створки. Морской воздух врывается внутрь, закруживает тюль, вплетается в мои волосы, щекочет лицо.

— Тимур! – зову.

— Пять минут! – отзывается он откуда-то издалека.

Киваю и пересекаю столовую. Меня интересует всего одна комната. За пять минут я успею глянуть. Осталась ли она прежней? Или все изменилось, как везде? Сердце припадочно забилось.

Единственная комната в доме с аркой вместо дверей. По бокам уставленные разными фигурками полочки. И везде пыль, серая, щекочущая нос, заставляющая чихать. Огромная гостиная почти без мебели. Белоснежные стены, лиловые шторы. Все так, как было. И не так.

На одной из стен задерживаю взгляд, замерев посреди комнаты. Плазма сдвинута в угол, рядом кучей свалены диски, колонки под потолком. И девственно белая стена. Почему-то становится обидно. Подхожу к еще одному окну, распахиваю шторы. Вдруг стало не хватать солнечного света. Нестерпимо. Вдали перекатываются темные волны. Все правильно. Он вычеркнул меня из своей жизни. И все, что напоминало ему обо мне.

— Кофе хочешь? – хриплый голос за спиной.

Вздрагиваю и резко оборачиваюсь.

— Я смотрю, - выдыхаю, - ты все поменял. А почему не живешь?

Тим смотрит пристально и в его глазах что-то неподдающееся объяснению. Тяжелое, муторное. Невольно передергиваю плечами, сожалея, что спросила. Ну к чему ворошить прошлое?

— Я ничего не менял. Зачем?

— А стол? Выбросил?

— Сломал, — он морщится и неосознанным жестом потирает плечо. — Случайно. Так что нет, ничего я не менял, Стася…

И дрожь растекается по ставшей вдруг чувствительной коже.

— Я думала, ты продал дом. А ты…розы сохранил. Ухаживаешь.

— И фиалки, — добавляет с мягкой улыбкой.

— Почему? И зачем я здесь? Зачем ты здесь?

— Чтобы ты могла меня найти, — вот так просто. — А цветы…они мне дороги, как память. Как и твой дракон.

В руке у Тимура пульт. Одно нажатие, и с тихим жужжанием стена приходит в движение. Нет, не стена. Экран для проектора. Огромный, от угла до угла, от пола до потолка. С каждым открывающимся сантиметром стена как будто оживает. Яркие краски режут глаз. Они сплетаются, перемешиваются и рождают невиданное. Перепончатые крылья, узкая морда с фиолетовыми глазами, смотрящими в самую душу. Длинное туловище, закованное золотой чешуей. Дракон. Мой дракон и бескрайне синее небо.

— Не может быть, — шепчу.

Не стер, а спрятал. От чужих глаз или от самого себя?

Подхожу к стене, едва дыша, касаюсь когтистой лапы, провожу кончиком пальца по контуру тела дракона. Краски кажутся свежими, словно я только закончила рисовать.

— Ну привет, — подмигиваю дракону, как старому другу.

Я не успеваю сделать вдох, потому что в легких ничего не остается. Они как пустой сосуд, которым срочно нужен кислород. А я…я чувствую лишь ловкие пальцы Тима в своих волосах. Он зарывает их в кудри, пропускает их между ними, как золотой песок, а потом собирает горстью, чтобы утонуть в них лицом. Я не вижу…чувствую. И это сводит с ума. Хочется развернуться и прижаться к нему всем телом, впиться в его губы и терзать их, покусывая и сцеловывая следы собственной несдержанности. Но я пошевелиться не могу, потому что не могу…мне нужно сказать, а я…я задыхаюсь, когда он накрывает ртом шею и медленно, словно смакуя втягивает кожу, чтобы спустя удар сердца отпустить, рассыпая по коже раскаленные иглы удовольствия.

И я прогибаюсь, как кошка, подставляя шею под его алчный рот, как жертва под клыки вампира и выдыхаю с громким стоном.

Ох…и первая доска нового моста через десятилетнюю пропасть соединяет наши тела одним рывком. И я впечатываюсь в широкое тело Тимура, рыча. И тут же слышу тихий смех, опаливший плечо горячим дыханием.

— Одичала совсем, моя девочка… — усмехается, языком поглаживая бьющуюся жилку на шее.

А я теряюсь в его словах, в его прикосновениях и в это мгновение мне плевать, что было и что будет завтра. Я хочу только этого мужчину, сильного, горячего, подрагивающего от возбуждения, которое я ощущаю попой. И не могу удержаться…трусь о его член, отзывающийся на мою ласку через ткань брюк, рвется навстречу в едином желании ворваться в мое тело. и я до одури хочу ощутить его в себе. Задохнуться от чувства наполненности, когда его член входит в меня до упора. Хочу захлебнуться собственными стонами и вспомнить, как он великолепен, когда кончает.

— Хочу тебя… — на изломе дыхания.

И не важно, кто первым произносит эти слова. Важно, что они снова одни на двоих.

— Сумасшедшая… — прикусывая кожу, скользя ладонями по ключицам и ниже, ловкими движениями справляясь с пуговицами рубашки. — Моя сумасшедшая Русалка…

— Твоя… — эхом, позволяя рубашке соскользнуть с плеч на пол.

Втягиваю живот, когда Тимур ныряет подушечкой большого пальца в ямку пупка. вздрагиваю от прохлады кожи перчатки. Тимур целует плечо, шею, за ухом, кончиком языка облизывает ушную раковину. И мое терпение медленно и неумолимо летит в тартарары. Перехватываю его руку, когда он подбирается к моей груди в кружевном лифе, расстегиваю перчатку, стягиваю. Глажу шершавую от шрамов ладонь и закусываю губу от невыносимой боли и острой необходимости сказать самое главное.

— Тим…я…

Оборачиваюсь, высвободившись из кольца его рук, заглядываю в черные глаза. И понимаю, что пропала. Еще тогда, десять лет назад, когда впервые утонула в солнечной бездне его взгляда.

— Молчи. Я прошу тебя. Сейчас просто…

Но я запечатываю его рот ладошкой и говорю, дрожа от нетерпения, потому что невозможно ощущать кожей его губы и упирающийся в живот твердый член и стоять на месте. Невозможно говорить, потому что легкие горят неистовым огнем. Он плавит меня, сжигает изнутри, требуя выхода. И я вижу только один…здесь и сейчас. С ним.