Да почему именно я должна подбирать слова? Ведь не я виновата в том, что тогда произошло. Не я разрушила жизнь собственной семьи. Не я вернулась самостоятельно в этот мир. Я знала, что сейчас мое лицо не выражает ничего. Холодное. Равнодушное. Жесткое.

— Если вы так желаете, Нуаррен.

Ему этот тон не понравился, но… что поделать.

— Я ушла, потому, что люди в коридоре говорили, похоже, о моем убийстве. Они не слишком скрывались — видимо, было совершенно уверены, что в этой части крыла никого не будет, — какое-то время ушло на то, чтобы пересказать чужой разговор.

Я чувствовала, что Нуар мрачнел с каждым сказанным словом. В комнате стало темнее, от дикого танца теней на стенах не спасали теплые отсветы от ламп.

— Полагаю, одного из них ты узнала? — голос его звучал чуть хрипло, словно мужчина уже и сам догадался и испытывал не слишком приятные ощущения по этому поводу.

— Думаю, да, — ответила почти равнодушно, — но я была испугана и могу и ошибиться, — предупредила честно. И заползла с босыми ногами на постель, поджимая их.

Мне тут же приглашающе откинули край одеяла, жестом велев забираться. Голова была тяжелой, хотелось спать неожиданно сильно.

— Я об этом не распространялась, но попала сюда из-за подруги, — помолчав, все-таки решилась рассказать. Боль от этих воспоминаний успела поблекнуть, оставляя равнодушие, — она встречалась с человеком по имени Вейрен. Он говорил, что иностранец, приехал из Америки по делам бизнеса. Три года бывал здесь наездами, они вроде как собирались пожениться. Не думаю, что подруга знала, кто он такой на самом деле. Не знаю, что он ей наплел, но про Город упоминал. И, видимо, описал все, что она посчитала благородной целью помочь мне вернуться домой, не ставя меня при этом в известность.

Говорила отрывисто и сухо, слез не было — уже отплакала в первые дни.

И поэтому сначала даже не поняла, что произошло, когда мне крепко обняли, прижимая к чужой груди.

Нуаррен укачивал меня на руках, как ребенка, позволяя расслабиться. Слезы облегчения потекли сами собой.

Чужая ладонь гладила по голову, перебирая пряди вьющихся волос.

— Я разберусь с этим, девочка моя. Больше никто не будет тебе угрожать. Обещаю…

тихий шепот. Чужие горячие губы, касающиеся моих. Лучистые ярко-синие глаза, в которых плясали тени.

Я сама не поняла, как провалилась в сон.

И не заметила, как все-таки оказалась в кошмаре.

Мужчина задыхался от бега. рана на боку кровила, она была не слишком серьезна, но все же затрудняла движение. Впрочем, он и сам не думал, что ему удастся уйти живым. Главное, чтобы ушла Саманта с сыном, они должны во что бы то ни стало покинуть Город! Много лет он исследовал феномен этого уникального места, города-призрака с множеством аномалий, и так и смог понять его до конца. Но у него хотя бы получился запасной выход.

Гулкие шаги бухали по коридору — он и не пытался ни скрываться, ни звать на помощь — знал — это бесполезно.

Его преследователь хитер, подозрителен, силен и пользуется безграничным доверием Его Теневого Величества.

В темноте раздался смешок, леденящий кровь. Распахнутая дверь словно приглашала к месту казни — и он не мог противиться. Всегда в глубине души живет робкая надежда.

Алые диваны. Алый ковер с темными узорам показался ядовитой змеей.

Темные полосы шкафов. Столик, об который он споткнулся.

И волна силы, что опрокинула навзничь. Джайрен Налай не успел подняться, когда ему на грудь наступил блестящий, лакированный сапог. Тяжелый.

— А я ведь говорил не играть со мной в эти игры, мальчишка, — красивое лицо советника казалось звериным.

За окном загрохотал гром и замелькали молнии.

Рывок. Летящий в лицо кулак. Ощущение обреченности.

— Где артефакт? Где?!..

— Это уже прошло. И ты никогда не повторишь судьбу своего деда, я действительно виноват перед ним… все хорошо, спи….
– забаюкал меня завораживающий низкий голос.

И кошмар отступил. Во сне моем играли тени, изгибались, извивались, страстно отдавались своему танцу, заставляя забыть все плохое.

Но куда сильнее них успокаивали чужие горячие объятья и ярко-синие глаза, что охраняли покой.