И какого хрена я припёрлась на работу в юбке? Я о шла от дома на пару метров, проваливаясь ногами в капронках в снег. Все ещё не ловит. И оборачиваюсь, каждую секунду. Вдруг увидят меня, увидят, что окно беззащитно приоткрыто???

Первая полоска появилась у деревьев, метрах пятнадцати от дома. Кому, куда звонить? В полицию? В ФСБ? Президенту? Если бы знала номер безопасника шефа, позвонила бы ему, но с ним мы практически не общались.

Я остановилась прижавшись спиной к шершавому холодному стволу дерева. Передо мной дом, во многих окнах горит свет, я даже вижу силуэты расхаживающих людей. Если их конечно можно назвать людьми. Я набрала единственно возможный в данной ситуации номер. Трубку сняли сразу.

— Сеня… я по-моему снова крупно попала…

Дима

— Я чувствовала! — патетично заявила Юля. — Это женщина, да?

Я устало вздохнул, пожалев о затерянном разговоре. Что сказать ей? Что сам город? Что живу с ней по привычке? Что женщина была с нами изначально, пусть и не в постели моей, а в дурацкой голове?

— Ты мне изменил?

— Да.

Юлька поднялась, прошла на кухню. Ругнулась. Шандарахнула чем-то стеклянным о стену. Потом ещё. Я опустился на пол, закурил, начисто забыв, что Юлю сигареты бесят. Посмотрел на экран ноутбука, с предполагаемый интерьером нашей будущей квартиры. Я бы не смог в такой жить. Слишком… прилизано. Юльке скандалить одной надоело, она вернулась. С тарелкой в руках. Посмотрела на меня и демонстративно выронила тарелку из рук. Я закрыл глаза. Покою хочу. На дачу. Чтоб комары звенели, чадил мангал, в котором отказывались прогорать угли и мясо никак не пропекалось нормально. Я не знаю, есть ли в моих мечтах Катя. Но Юли точно нет.

— Я устал.

Юлька отложила вазу, которую хотела разбить и села на пол напротив меня.

— Если устал, то может стоит бросить эту затею? Зачем вообще все это? Так же хорошо было в Москве. Я прощу… закрою глаза на измену. Только давай вернёмся.

— Юль… я не хочу, чтоб на меня глаза закрывали.

Она снова выругалась. Потом расплакалась. Ушла паковать вещи. Потом вернулась скандалить… это была очень долгая ночь. Но детей у нас не было, раздел имущества определял брачный договор… не за что было нашему браку цепляться.

Юлька уехала уже утром. Сказала, что ни на минуту в этом засраном городе не останется. В аэропорт её отвёз мой водитель. Я мог бы из принципа оставить её ни с чем, но она подарила мне несколько лет своей жизни… Сошлись на том, что ей достанется моя Московская квартира и некоторая сумма на счёт. Разошлись почти мирно.

А я в тот же день поехал смотреть тот дом, который забраковала Юлька. Посёлок назывался Ключи. Здесь на самом деле ручей бил, точнее даже — родник. Прямо из куска известняка, я с детства помнил. Раньше, если проезжали рядом всегда останавливались, набирали воду во фляги и бутылки. Сейчас я тоже к роднику подъехал. Он не замёрзал зимой, так же весело била и журчала вода. Тропки были начищены и натоптаны, беседку построили. Ступени сделали удобные, чтобы к воде подходить не рискуя сломать шею. Я подошёл. Набрал обжегшей холодом воды в пригорошню, попил. Вкусная. И решил, что куплю этот дом.

От родника на пригорок по тропинке я поднялся пешком, бросив машину. Дома здесь разномастные, вот коттедж в три этажа, а рядом избушка со снежной шапкой на крыше. Собаки лают, на снегу галочьи и воробьиные следы. Как будто в деревне, а до центра всего сорок минут ехать. Красота. И строиться здесь активно не будут — края объявили заповедной зоной.

Риелтор ждал меня у открытых ворот.

— У родника машину бросил, — ответил я на невысказанный вопрос.

Он кивнул, и принялся расхваливать местные красоты. И то, что заповедник. И что земля стремительно дорожает. И что дом не покупали исключительно ввиду его исключительности. Я кивал и смотрел по сторонам. Дорожку вычистили совсем недавно, видимо, старались перед моим приходом. Ещё бы — дом стоит немерено.

Тропинка вилась между елей. Наверное, летом здесь хорошо — прохладно. Дом появился перед нами внезапно. Я уже видел его фотографии, но все равно восхитился.

Он был выложен из светло-серых каменных блоков. Они были намерено стилизованы под старину и смотрелись в разы приятнее привычного кирпича. По одной его стене карабкался засохший на зиму плющ. Риелтор смутился и сказал, что его непременно удалят. А мне и плющ нравился.

И потолки высокие, и огромные стрельчатые окна. Прохлада — видимо отопление тоже только моим приходом включили. Пылинки, что в воздухе кружились мне нравились тоже. И шторы тяжёлые тёмные, нарочито простая мебель из массивного красного дерева. Едва заметный узор дерева на паркетной доске.

— Огромный подвал, — рассказывал мне риелтор ведя по дому. — в нем сауна и винный погреб. Хотя баня есть на участке, непременно покажу. Четыре спальни, две ванные комнаты на втором этаже, одна на первом. Кабинет. Большая гостиная, малая…

Он мог бы не показывать. Дом я купил, даже не торгуясь. Надо будет велеть договориться насчёт покупки соседних участков, пусть земли и много, не хочу, чтобы рядом выросли, чужие дома. Все моё. Собаку, теперь, что ли завести?

Я вызвал своего юриста и оформил покупку. А потом поехал к родителям. Отец дома был, видимо, не клюёт.

— Как Юля? — спросил он с порога. — Чего ее дома прячешь?

— Она в Москву улетела. Мы разводимся.

— Блядь.

Отец жестом отправил в комнату мать, себе налил стопку водки, выпил махом, крякнул.

— Садись.

Я сел. Отчего бы не сесть, если предлагают?

— Пап…

— Что, пап? Ятак и знал, что все сначала начнётся. Ебаный порочный круг. Ты какого хрена вернулся? Что тебе в Москве своей не сиделось? Итак ведь, едва замяли… Теперь к Кате своей свататься пойдёшь, так ведь? Пойдёшь, я спрашиваю?