Куда остроумней, натуральней и убедительней выглядели, например даже гротескные рабочие – герои картины «Старый Новый год» по пьесе и сценарию Михаила Рощина (режиссеры Наум Ардашников и Олег Ефремов, 1980 г.). Это, конечно, была комедия, некая гипербола. Но именно этот жанр в семидесятые позволял показать куда более жизненные ситуации и реалистичные образы. Два нормальных, здоровых мужика работают на фабрике кукол, где вставляют в них пищалки. При это они также вполне нормально по советским меркам обеспечены, один даже пианино дочке купил. Родственники немного подсмеиваются над ними. Но ведь они не только неплохо зарабатывают, но и стараются сохранить пафос представителей главного в СССР – рабочего класса.

Время героики труда и трудовых битв в семидесятых, явно, прошло. Пафос никого уже не вдохновлял, напротив – вызывал сарказм, а порой – и злость. Люди хотели просто жить, а не сражаться. Задержалась та эпоха, разве что в талантливых и очень популярных балладах Высоцкого. Но ведь в этом жанре работают совсем иные – поэтические законы. Именно поэтому речь в песнях Высоцкого всегда идет о людях не простых, банальных, а – романтических, а отчасти и героических профессий – шахтерах, старателях, моряках, шоферах. И ведь герои этих историй, опять же, не работают в нормальном, классическом понимании этого слова, а действительно сражаются, как на фронте. Что усиливается, конечно, погружением героев еще и в экстремальные ситуации. Как скажем водителей МАЗа, увязшего в глубоком снегу где-то в Сибири. В определенном смысле эти песни Высоцкого – отголоски предыдущего периода истории страны: времени больших строек и трудовых подвигов, энтузиазма шестидесятых. Но очень важно и то, что герои баллад Высоцкого не просто рискуют, как рядовые солдаты на страшной, кровавой войне, их гибель, как и на войне часто – предрешена. Не сейчас, так немного позднее, в следующем бою. «Мы топливо отнимем у чертей, свои котлы топить им будет нечем!». Где же работают наши доблестные советские шахтеры? Не в аду ли?

Даже помянутый уже БАМ, объявленный ударной комсомольской стройкой молодежь, в основном, воспринимала по-современному – вполне в стиле семидесятых. Желающих ехать туда хватало, поскольку платили там очень большие деньги и через несколько лет молодые совсем еще люди могли купить машину, а то и квартиру. Но над самой бамовской идеологией, над пафосом газет, телепередач и громогласных и столь же косноязычных песен посмеивались. Ходил, скажем, хулиганский стишок, который приведу в смягченном варианте:

Приезжаешь ты на БАМ с чемоданом кожаным,

Уезжаешь ты оттуда с хреном отмороженным.

Трудовая апатия представителей рабочих профессий логично оборачивалась еще более низким качеством продукции, попросту халтурой и пресловутыми недокрученными гайками. В прямом, кстати, смысле. Практически любая продукция, где были винты, болты и гайки – от детских механических игрушек до самосвалов и тракторов требовала того, что называли не слишком благозвучным, но точным термином «протяжка». А узнал этот термин, едва начав работать учеником слесаря в транспортном отделе при НИИ. Это значило, что на новом, только что с завода автомобиле надо подтянуть чуть ли ни все, особенно – важные болты и гайки, добавить смазку туда, где она должна была быть. К легковым автомобилям это тоже относилось, в меньшей степени – с «Жигулям», которые делали по итальянской технологии, но и их качество к концу застоя стало заметно падать, о чем даже писала тогдашняя пресса. Любая более-менее сложная электрическая техника – от магнитофонов до телевизоров тоже постоянно ломалась. Что и породило целый класс частных мастеров-ремонтников. Въезжая в новые квартиры, счастливые новоселы доводили ее до ума, подклеивая, закрепляя, выпрямляя. Или, опять же нанимая частников.

Но, несмотря на это, по большому счету для страны, ее экономики, ее атмосферы, ее истории, еще важнее была апатия, в том числе и людей, чьи профессии считали не только чистыми – служащих, но и творческими – инженеров, учителей, врачей и даже тех, кого принято было называть научными работниками.

В интеллигентских же кругах, за столом и на пресловутых тесных, но по-своему, действительно, уютных и душевных кухнях, о работе говорили, как правило, лишь в контексте глупости начальства и бессмысленности любой индивидуальной инициативы: «Никому ничего не нужно». Это была уже даже не злость, а часто и не сарказм, а просто – равнодушная скука.

Об этом – об этих советских интеллигентах и написаны лучшие повести и романы, сняты лучшие фильмы про «потерянное поколение» эпохи позднего развитого социализма, он же – застой. Речь, например, о картинах «Полеты во сне и наяву» (1982 г.) Романа Балаяна и «Отпуск в сентябре» (1979 г.) Виталия Мельникова. Главные их герои, говоря языком предыдущего советского периода, конечно – бездельники и даже проходимцы – работают спустя рукава, врут начальству и коллегам, да еще и не верны женам. В былые времена их, в лучшем случае, следовало бы «пропесочить» на партийном или комсомольском собрании, а в худшем – и вовсе осудить за тунеядство. И не таких, как известно, обламывали, песочили и ссылали! Но – в другие времена. А герои этих картин, по меркам эпохи уже вроде и не тунеядцы. Они же ходят на работу что-то все-таки там, видимо, делают. Но, самое главное: в общем-то, их трудовая (да и остальная) жизнь не шокирует, а вполне устраивает окружающих! Главное, чтобы «держались в рамках», то есть делали хоть какой-то минимум и не баламутили излишне эксцентричными выходками тихое болото своих «контор» и их сотрудников.

Кстати, несколько презрительный термин «контора», то есть – некое учреждение, часто с туманным«кудрявым» – трудночитаемом названием – аббревиатурой и еще более непонятными функциями, зато с чистой «интеллигентной» работой, употребляемой с насмешливой, ироничной интонацией стал ходовым тоже именно в семидесятые. Хотя зародился термин еще в более ранней советской сатире.

Даже традиционный, в общем-то, для советского искусства тип борца, правдолюба, сражающегося за справедливость и честность, настоящего труженика, в той или иной мере талантливо созданный в шестидесятые, в фильмах следующего десятилетия заметно трансформировался. Как, впрочем, конечно, и среда в которой жили эти герои. Именно поэтому кисло выглядел Столетов из сериала «И это все о нем» по Липатову.

Характерен в этом плане довольно громкий в семидесятые фильм режиссера Сергея Микаэляна по сценарию Александра Гельмана «Премия» (1974 г., позднее автор сделал пьесу – «Протокол одного заседания», во МХАТе в 1977-м она появилась под названием «Заседание парткома»). Интрига в этом фильме для советского искусства, в общем, получилась не такая уж редкая – честные рабочие против косности начальства. В картинах шестидесятых подразумевалось, что такое начальство надо снять, понизить, заменить, в крайнем случае, опять же пропесочить – и все наладится. Но вот для реалий семидесятых сам сюжет выглядел, пожалуй, даже несколько фантастичным.