Чар любил Бэка и Кими. И любил слушать их экзистенциальные разговоры. Иногда у него даже получалось думать о чём-то ещё: не о себе, не о своей жизни в нормальной квартире, не о своей работе, где он особенно никого не обманывает…

Но сегодня он пришёл сюда с тяжёлым сердцем: он будет говорить о себе. Об обыкновенном Чаре Актэре, который никогда не отдавал себя ни автору, ни материи.

– Так что у тебя за внезапный поворот сюжета? – спросил Бэк.

– Ты куда-то едешь? – спросил Кими.

Они пришли в паб раньше Чара и уже сделали свой заказ. Разносчица с четырехлистными мушками на лице подошла осторожно и поставила перед Кими «Пина Коладу» под облаком сливок, а перед Бэком – низкий и круглобокий стакан чистого «Кампари» со льдом. Друзья Чара переглянулись и, под изумленным взглядом новенькой официантки, поменялись напитками.

Чар тоже сделал заказ, уже давно не удивляясь вкусовым предпочтениям Бэка и Кими, что были обоим столь «не к лицу». Потом сказал:

– Никакого особого поворота. Но я хочу уехать, да.

– Куда? – спросил Кими, мизинцем макая кусочек льда в свою рубиновую воду.

– Я подумал, в моем возрасте уже пора перестать мнить себя главным героем и чего-то ждать. Поеду, сделаю предложение своей девушке.

– Ты, кажется, говорил, что смотришь на неё без особенно ярких чувств, – вспомнил Бэк и подцепил кончиком толстой трубочки белый комочек сливок.

– А куда ты едешь? – повторил Кими; спросив о чём-нибудь, он не отступался, пока не получал ответа.

Чар посмотрел на обоих, но ответил сначала Бэку. Его умиляло то, что даже такой реалист как Бэк Пэйдж – работник мироведческой корпорации – видит в любви пусть и относительную, но очень хрупкую, важную материю.

– Разве важно, как я на неё смотрю, если мы оба сойдёмся во взгляде, что вдвоём нам будет не хуже, чем друг без друга? Может быть, если наши сюжеты сойдутся, у общего получившегося сюжета появится больший потенциал, чтобы…

– И тут от тебя запахло буквоедом! – щёлкнул обожженным «Кампари» языком Кими. – А едешь-то ты куда?

– К морю, – сказал Чар. – Там красиво, я помню.

Лицо Кими смягчилось; он улыбнулся и стал похож на хитрого ребёнка, который знает какую-то большую, но совсем не страшную тайну.

– Это что, такой символ прощания с главногероизмом? – спросил Бэк.

– Нет! – тут же отозвался Чар Актэр, но потом подумал. – Может быть.

– Совсем необязательно, – вдруг сказал знаток сложных материй, окончательно растормошив трубочкой сливочный сугробик. – Даже с сюжетной точки зрения, даже учитывая ориентацию на читателя, каждый человек… то есть, каждый герой – для кого-то главный. И ещё у каждого есть своё море. Прощаться с ним или нет – всякий сам решает. Хоть в этом нам автор свободу дал. Вот это я признаю, ты услышал меня, Кими?

Кими услышал. И уже без улыбки отвёл глаза. У него было очень сложное море, с которым и при всём желании не распрощаешься просто так.

Чар внимательно смотрел на своих друзей. Потом осмотрелся вокруг – тоже внимательнее обычного.

– Они тут свет, что ли, ярче сделали?

– Ты о чём, Чар? – спросил Бэк.

– Да нет. Ничего такого, просто… – Чар положил руки на стол и опёрся на локти; ему принесли заказ. – Сегодня всё какое-то… немного… Вы замечали раньше эти зелёные мушки у официанток?

– Вот так заговоришь о море, а закончишь мушками, – беззлобно засмеялся Бэк, специалист по символам и связям смысловых знаков. Но как связаны море и клеверные мушки он не понимал.

И Чар этого пока не понимал тоже.

…

Он вёз девушку, которую называл своей, на поезде. Он хотел вернуться именно к тому самому морю, поэтому решил повторить тот самый путь из далёкого прошлого. Оттого и поезд, и стук колёс и даже ложечки в чайных стаканах (уже новых, без металлических пеньков) превращались для него в незабытый ритуал.

– Долго,– пожаловалась уставшая девушка напротив – та самая своя. – Мы могли бы полететь на самолёте.

Могли бы. Зная это, Чар виновато склонялся перед ней и опускал голову на её колени. Так и сидел лежа, не зная, как ей объяснить. Как объяснить, что поезд и эти ложечки для него так же важны, как тот акт с кольцом и предложением, который он собирается совершить на песчаном берегу.

Он прижимался щекой к её джинсовым коленям и закрывал глаза. Он не мог на неё смотреть; не потому что не хотел, просто лицо её выглядело как-то расплывчато. Может быть, потому что в мыслях у Чара уже было слишком много моря.