Шрифт:
«Кто будет со мной, если не тот, кто оставался рядом до этого момента?»
– Ты смотришь? – спросил Чар Актэр, глядя не на море и не на небо – куда-то в плохо очерченный горизонт.
Он решил не извиняться за то, что не говорил с читателем десятки лет. Только дети говорят с читателями беззастенчиво; для взрослого же героя это оскорбительно и бессмысленно – говорить с тем, кто всё равно не ответит.
– Помнишь это море? Мы были здесь. Тогда я был лучше…
Чар говорил тихо, почти не моргая, но чуть-чуть щурясь, будто пытаясь высмотреть в горизонте что-то ещё.
– Я понял. Море ни при чём. Это могло быть что угодно. Лес, луг, город. Свалка производственных отходов. И я не хотел возвращаться. Я даже не детство хотел вернуть. Я хотел вернуть тебя. Не представляю, как это работает… Я знаю… то есть, я хочу в это верить, что ты, читатель, был рядом; просто автор не давал тебе на меня смотреть. Может, и к лучшему. Я был… не слишком хорош.
Он говорил и погружал пальцы глубже в песок. Колкие песчинки неприятно забивались под ногти, но Чар не освобождался от них и углублялся только сильнее, будто не замечая этого или делая это специально.
– Если можешь… – сказал он, слушая волны, но сразу же замолчал.
Он не хотел ни о чём просить. Или ставить читателя в дурацкое положение.
Вместо этого только вздохнул глубоко, вырвал руки из песка, как вёсла из тугой речной воды, и развёл их в стороны. А потом сильно запрокинул голову и улыбнулся широко и счастливо, как не улыбался уже давно:
– Ничего не поделаешь. Кажется, я люблю этот мир только таким, каким его видишь ты.
…
Чар вернулся в подвальный паб через день, не нарушив кодекса.
Лучезарно улыбающийся Кими встречал его, довольно развалившись на своей половине мягкой зелёной сидушки диванчика из поддонов. Чар уселся по левую руку от Бэка: место рядом с Кими традиционно занимала его зачехлённая гитара.
Конец ознакомительного фрагмента.