И тут оба поняли, что Даймон то в ванной.

Чета самых взрослых представителей Адовых приблизилась к пролому, ведущему на чердак. Оттуда сыпалась пыль. Но никто не показывался. Зато сверху снова постучали. На этот раз по потолку.

– Именем забродившего мёда, кто там? – спросил отец семейства. – Ещё соседи?

– Люди на чердаке не живут, – категорично заявила Блоди. – Они по подвалам селятся. Лофт. Хотя по обстановке как лифт. И запах схожий.

– А как же пентхаус?

– Ну это же не чердак… – подчеркнула Блоди. – Хотя там тоже живёт немало демонов.

– Эй, кто там? – громко крикнул Михаэль. – А ну вылезай!

Сначала послышался шорох, потом топот, будто бегает кто-то на маленьких ножках, а затем покашливание.

– А там кто? – раздался вопрос сверху, а затем упрёк. – Это вы там мне дом портите? Я вам покажу перепланировку без согласования! – и из дыры показался маленький кулачок, чуть больше, чем у Мары. Но мохнатый, как у обезьянки.

– Чего хотим, то и разрушаем. – ответил Михаэль. – Чудища подкрышные нам не указ.

– Я не чудище. – вновь зашуршало в ответ. Затем из дыры в потолке показалась голова: чумазая, бородата, лохматая, с маленькими колючими глазками ядовито-зелёного цвета и большим крючковатым носом. – Я домовой.

– Да какой ты домовой? Они рубашки носят и умываются. А ты весь в грязи и сажи. Заросший, как пырей в саду Шотландии. – заспорил оборотень. С домовыми до создания семьи он дел не имел, но как-то вёл дружбу с пещерным и даже берложным. Никчемные создания, как ни посмотри.

– Я другой домовой! – огрызнулось низкорослое существо, – Я – чер-черт… – он вдруг начал заикаться.

– Чёрт? – уточнила Блоди в лёгком удивлении. С чертями она имела дело, и новый собеседник на них не походил. Был он не из хвостатых. И рогов при нём не наблюдалось.

– Тьфу ты, какой ещё чёрт! – махнул человечек кулачком в нетерпении, – черд-чердачный я! Мы среди домовых самые мастеровые. Нам только дай чего подлатать.

Чердачный домовой повис на длинных руках на люстре, и спрыгнул вниз:

– А вы пошто безобразничаете? – погрозил он кривым пальцем хозяевам. – Я тут всё строю-обустраиваю, а тут приходят всякие… ломают. – он хотел сказать люди, но, окинув новых жильцов взглядом, твёрдо заявил. – Нелюди вы. А мне чинить потом. – он указал пальцем на пролом. – Ваша работа же, а? Ну, а? Ну а, же?

– А Вы, значит, специалист по ремонту? – улыбнулась Блоди. – Как мило. Мы как раз искали кого-нибудь мохнатого и рукастого.

– А Вы, значит, специалист по ломанию, – проворчал чердачный. Он расхаживал по комнате, нарезая круги. Рост у него был не высокий, около метра, да ещё и сутулился сильно из-за горба. Профдеформация.

Но Адовым он сразу понравился. Было в нём что-то такое ворчливо-непостоянное. Как во всей их семье. Главное, что существо дела. А значит, по духу подходил.

– Как звать? – спросил Михаэль, сменив гнев на милость. Одно дело идти в бой с ребятами покрепче. И другое – драться с теми, кто ниже сына.

– Топот. – голос его был довольно низким из-за небольших габаритов тела, но в то же время достаточно твёрдым, чтобы перестать считать себя ребёнком после первого же апчхи.

– А ты неплохо справляешься с молотком. – приметил Михаэль. – Поможешь мне выложить камин?

– Камин? Вы что с ума сошли? – в удивлении переспросил чердачный. – Но эта мысль мне нравится. Но зачем помогать? Я сам выложу. Ты кирпичи только принеси. И цемент. Песка не забудь. И замазку.

Михаэль кивнул и расстелил на полу мешок с костьми. Ремонт ремонтом, но про учителей забывать не следовало.

– А это что, в цемент перемалывать будем? – не понял чердачный. – или вы камин из костей хотите?

Пудель попытался подхватить кость и даже рванул с ней к выходу. Но Мара ловко запрыгнула на него и перехватила эту попытку. Затем довольная собой, вывернула косточку из пасти пса в два счета и объяснила, как прапорщик новобранцам:

– Дарья Сергеевна учит считать. Дарья Сергеевна должна быть вся! Или какой-то пёс против?

– Что ещё за Дарья Сергеевна? – спросила Блоди, но глава семейства уже достал из дивана старую ритуальную урну. Позаимствовав у чердачного молоток, Михаэль принялся долбить по костям, перемалывая их на глазах в труху.

Спустя полчаса долбления, в стену со стороны бабы Нюры била клюка и крики:

– Да сколько можно, ироды?!

Стучали и в потолок. Симфония добавилась и по трубам, и по батареям. Но Михаэль не успокоился, пока не перемолол все кости в муку и не собрал её в ту самую урну. Лишь после этого он вернул молоток Топоту и, прокашлявшись, произнёс: