Вновь забравшись на плечо, Оспа принюхалась, буркнув:

– Чую, мертвечиной веет, – сказала крыса. – Как уютно. Может и плесень есть?

– Чего сразу плесень? Может, там колбасу варят? – Даймон указал на подвал, в тайне надеясь увидеть мясника, который выходит из цеха с окровавленным топором и вытирает руки о халат.

– Всё тебе кровавую колбасу подавай. Лучше бы сыр-р-р-у сварили, – добавила недовольная Оспа. – Проку больше. Колбаса тухнет. А сыр, когда тухнет, ещё лучше становится. Плесень врать не будет. Плесень всё лучше делает. А ненужное и старое убирает, чтобы новому дорогу освободить, которое тоже со временем плесенью покроется. «Плесеневый круговорот в природе», называется.

– Зачем тебе столько плесени?

– Как зачем? – удивилась крыска. – Полезна для пищеварения.

– А кто кого переваривает? – не понял Даймон. – Ты её или она тебя?

– Это уж как подход найти.

В это время по перилам с визгом и демоническим хохотом скатилась Мара. Она улучила момент, пока Блоди затаскивала в квартиру тело участкового, и сбежала. Ей страшно хотелось опробовать новый способ спуска по лестнице, пока мама не видит. Ну а то, что часть лестничного перекрытия давно отсутствовала – любимую дочку Адовых совсем не смущало.

– Я лечу-у-у!

Костлявые ножки стукались об металлические перекладины, издавая звук, будто кто-то играл на металлофоне. Костлявые ручки разлетались в стороны, отскакивали от стен и возвращались хозяйке. Показалось, что пару раз отлетела даже голова. Так как что-то кричало отдельно, пока тело летело отдельно, но это тоже в полёте все догнало друг друга, как годовой отчёт бухгалтера под Новый Год.

Мара пролетела мимо Даймона, но тут перила внезапно пришли к концу. Тормозить девочка не умела, и не хотела, а потому сложилась горсткой косточек, влетев в стену. Собирать её пришлось старшему брату. Ответственность за близких в семье никто не отменял. Хочешь не хочешь, а другой младшей сестры у тебя нет.

– Не туда! – запротестовала голова девочки, лежавшая в сторонке, когда брат прилепил левую ручку на место правой. – Кто тебя учил сестрёнок собирать вообще? Потренировался бы на других девочках для начала.

– Не бурчи. Какая тебе разница? Всё равно право и лево не различаешь. – лысому по призванию тинэйджеру было некогда разбираться с нравоучениями ещё и от младшей сестры. Его больше волновало подземелье.

Даймон давно вышел из возраста, когда интересно возиться с конструктом и тем более с умнеющими малявками. Вои и собрал наспех. Но стоило ему приставить кудрявую головку к шее, как Мара тут же укусила братца за палец.

– Никаких тебе подвальных приключений без меня! – тут же сообщила она и показала язык.

Юный демон зашипел, отдернув руку, а младшенькая сорвалась с места и скрылась в тумане подземелья.

– За ней! – Оспа хвостом указала на подвал. – Весь сыр же пожрёт!

Мара вприпрыжку сбежала по влажной скользкой лестнице. Перспектива свалиться и вновь рассыпаться на части её не пугала. В конце концов, собраться она могла и сама. Да в этом постоянном семейном контроле некогда было развиваться. Да и самосборка занимала больше времени.

А вот темнота манила Мару едва ли не больше, чем брата. Она видела в ней, как днём. Её округлые большие глаза засияли голубоватым светом, как некогда среди ходов древних пирамид.

Даймон не обладал способностью восстанавливаться столь же быстро, что и сестра. Палец предательски болел. Разве что ожогов на демоне не оставалось. Это наследственное, адское. Сам Даймон в аду пока не был. И сколько бы не просил родителей о специальной экскурсии по малой родине, те всякий раз отказывались.

Стёкла в очках запотели от пара. Пришлось замедлиться. Отчего след Мары брат потерял почти сразу. Только слушал вопли:

– Темнота – это рай. Кого хочешь убивай. Ты умер. Ты сгинул. А тебя вообще казнили.

Вне заботы семьи Мара порой была излишне болтливой.

Даймон снял очки и сложил в футляр в кармане штанов. В отсутствии света он пользовался совсем другим зрением – тепловым. В дневной жизни эта способность была ему без надобности, потому он и предпочитал носить очки из прозрачного обсидиана. Это стекло природного происхождения отлично блокировало тепловое излучение. Иначе цвет предметов зависел от их температуры. Теперь же без очков он мог видеть, что подземный коридор плавно превращался из жёлто-зелёного в красный. Отсюда следовало, что дальше становилось ещё горячее.

Что с этим подвалом не так?

Оспа в очередной раз принюхалась и с долей волнения в голосе, сказала:

– Мертвяки трубу прогрызли.

– Мара как очумела, – отмахнулся Даймон. – Зря её не успели покормить в грузовике. Как папа постоянно говорит: голодные дети – напрасные дети?

– Сдалась тебе Мара. Она не так пахнет и к трубам не причастна, – возразила Оспа. – Это сделал кто-то ещё… смотри.

И тут в подтверждение крыскиных слов раздался душераздирающий стон. Тянущаяся вдоль стены труба срезонировала и задрожала, создавая аккомпанемент вокалу. А потом по подвалу разнесся отчетливый женский голос: