Только вот в таком случае мне совершенно не понятны его мотивы. Ладно уж бы он положил глаз на конкретную девушку, которая ему отказала. И сгорая от эгоистичной страсти, он решил опоить ее и овладеть силой — это был, хотя бы, мотив.

Но если его устроила бы любая из участниц Отбора… то почему именно участницы (которые неприкосновенны, пока не покинут соревнование), а не любая другая девушка, с которой даже поймай его — последствия для человека его положения были бы не такими губительными? Какова была его цель? И не связано ли все это каким-то образом со смертями других участниц?

Теряясь в догадках, я ненадолго оставила Лару, чтобы пообедать. Вот только даже не догадывалась о том сюрпризе, который меня ждал! Потому что едва я положила в рот несколько ложек, как в кафетерий вошла Элеонора. Да не одна, а в компании наших родителей! Причем оба, не отходя от нее ни на шаг, что-то без умолку щебетали, мама же то и дело приобнимала сестру за плечи.

Вероятно оба были увлечены драгоценной Элеонорой так сильно, что заметили меня, лишь подойдя к моему столику практически в упор. И в тот момент, когда это наконец произошло, оба замерли, очевидно ощущая неловкость от того, что встретились лицом к лицу с человеком, которого вообще-то совершенно не желали встречать. Тем более — разговаривать с ним.

— Неожиданный визит, очень рада вас видеть, — сказала я, понимая, что нагло лгу родителям в глаза.

— Здравствуй, Холли, — наконец холодно проговорил отец. — Мы уже собирались уходить. Зашли к Элеоноре, чтобы кое-что с ней обсудить…

— В таком случае не буду вам мешать и освобожу удобный для беседы столик… Ах да, еще кое-что!

— Кое-что? — переспросил папа.

— Отец, пока ты будешь говорить с Элеонорой о том своем важном деле… можно я ненадолго украду у тебя маму?

— Зачем? — немного растерялась она.

— Хочу тебе кое-что показать, — попыталась натянуто улыбнуться я. — У меня в покоях. Пойдем. Ты ведь не против?

— Ладно, пошли, — насторожилась мама, очевидно почуяв что-то недоброе.

И не зря.

Потому что едва за нами закрылась дверь, и я накинула дополнительное заклинание от прослушки, с моих губ сорвался единственный вопрос:

— Так мама, кто мой настоящий отец?

Она замерла. Оцепенела, глядя на меня широко распахнутыми глазами.

— Это ведь не лорд Редривер? — наседая, протянула я, с выжиданием глядя на нее.

— Не он, — наконец проговорила мама, и тяжело опустившись в ближайшее кресло, прикрыла глаза.

— Тогда кто?

— Холли, это не имеет значения, — дрожа крупной дрожью, попыталась проговорить она.

— Если бы это не имело значения, вы бы не относились ко мне как к куску дерьма! — разъяренно прошипела я, ударив кулаком по столешнице журнального столика рядом с ней.

— А как еще мы могли относиться к ребенку, который появился ВОТ ТАК?! — выдохнула она, вскочив с места… только вот сделав лишь пару шагов, снова рухнула, на этот раз уже на диван.

— Как же ВОТ ТАК, мама? — отчеканила я, продолжая сверлить ее взглядом. — Как ВОТ ТАК я появилась?

— В результате самого ужасного кошмара в моей жизни! — прошипела женщина сквозь стиснутые зубы. — Который начался с единственного бокала чертового розового вина.

Эти слова поразили меня, словно удар молнии. Оцепенев, я не могла даже вдохнуть. И лишь минуту спустя, напряженно выдохнув, отступила на шаг назад и слабо прошептала:

— Нет…

— Да, Холли! — рявкнула мама, сжимая кулаки. — Все именно так. Я тогда была в свите тогдашней королевы. И один мужчина… положил на меня глаз. Я уже была замужем, мой брак меня устраивал, и в нем я даже успела родить дочь. Вот только для того мужчины все это оказалось не аргументом, чтобы отступить, услышав «Нет». И увы, я слишком поздно узнала о давней придворной мужской «традиции» преподносить девушкам розовое вино с особым дурманом.

— Погоди… традиции?

— Это стало уже обычным делом при чертовом дворе задолго даже до моего рождения, — нервно хохотнула мама с безумно блестящими глазами. — Время от времени мужчины из «особого клуба» опаивают здесь вот так девушек, на которых положили глаз, насилуют их, а потом незаметно удаляются из покоев, оставив их спать в своих кроватях и гадать — не приснилось ли им все это вообще? И стопроцентная уверенность в том, что не приснилось, есть лишь у тех, которые до этого были девственницами. Вот только даже так у них нет никаких доказательств против своих насильников, потому что те работают по проверенной схеме и хорошо заметают следы, не попадаются. При таких обстоятельствах попытка заявить о случившемся значит одно: ты будешь публично опозорена, а этого выродка все равно не накажут, потому что ни один суд не примет показаний девушки, которая была под действием сильного дурмана. Особенно когда речь идет о членах этого «особого клуба», являющихся очень крупными рыбешками даже по меркам королевского двора, где куда не плюнь — попадешь в сверхважного государственного деятеля.

— И ты тогда…

— Тоже смолчала, естественно, — горько всхлипнула мама. — Об этом знал только мой муж, который и нашел меня в постели моей спальни вскоре после случившегося. Но даже не это было самым страшным. А то, что как раз в те дни у меня была овуляция. Я, естественно, выпила зелье, которое давало шанс на предотвращение беременности даже после зачатия… но оно не сработало. Что хуже всего, я не могла сделать аборт. Потому что процедура прерывания беременности, проведенная пусть даже тайно с проверенными врачами, все равно со временем бы всплыла, когда речь идет о людях нашего положения. И тогда о том, что со мной сделали ЭТО, что жену лорда Редривера изнасиловали, и что после ТАКОГО я еще забеременела, вскоре узнали бы все! А после такого осталось бы, разве что, всей семьей совершить самоубийство, потому что это был бы конец. Так что мне пришлось рожать, делая вид, что все в порядке. При этом в тот период, когда меня опоили розовым вином, я уже планировала второго ребенка со своим законным мужем, и мы… регулярно работали над этим. Поэтому была вероятность, что беременность окажется не от насильника, а от Ричарда. Я до последнего надеялась на это, черт возьми! Но когда ты родилась и я увидела тебя, то эти надежды рассыпались прахом: ты была вылитой папашей. Ну и скажи на милость, как я, а тем более Ричард, могли любить ТАКОГО ребенка? Всю свою жизнь ты была для меня напоминанием о том кошмаре, который я пережила. А Ричарду — и вовсе даже не его дочерью. Просто чужим бастардом, которого ему пришлось держать в своем доме, признавая как своего ребенка, чтобы избежать позора. К счастью, от тебя, дряни, была хоть какая-то польза: ты получилась смышленой, как и твой чертов настоящий папочка. Причем слишком смышленой, раз в конце концов обо всем как-то узнала. Поэтому мы решили, что раз уж нам досталось это гнилое яблоко — хотя-бы используем его. И воспитывали тебя так, чтобы ты приносила пользу своей сестре. Нашему единственному ребенку, которого мы хотели, которого любим… и которая, в отличие от тебя — именно НАШ ребенок.