Девять
вернуться

Херсонский Борис Григорьевич
Шрифт:

«девочка загоравшая нагишом на пляже…»

девочка загоравшая нагишом на пляжеходит по улице в камуфляжевойна не война но такой сезонподобает нежным девам и женамбыть народом вооруженнымдо зубов до сережек новый фасондесять лет тому я их знал другимиони на пляже лежали нагимиесли не нравится то не смотрино это нравилось и смотрелиа девочки полностью загорелибез полосок снаружи без смущенья внутриможет тогда они были правычто им было всем до солдатской славыджинсы были милее чем бронежилетони изменились вокруг переменына стройных ногах проступают веныкак-никак прошло уже десять лет

«странно я еще видел мазанки крытые камышом…»

странно я еще видел мазанки крытые камышомс докторским саквояжем входил в неслыханную нищетуя жил над лиманом в городке небольшомего спасали акации и каштаны в цветуего губили виноградники винных сортовтарас, растрепа, для верности на табакемужчины там превращались в подъяремных скотова рабовладелицы-жены держали их в крепкой рукежили по справке не было паспортовраки водились в лимане а судаки в рекев крепкой руке, в черном теле, а тело было черноот отсутствия гигиены и от того же винамужей приводили в порядок когда давили виносемья пахала на виноградниках дотемнамуж как-то держался но знал умрет все равножена это тоже знала но не была огорченапотому что не было лучшей участи чем участь вдовыхоть в августовскую жару несносен черный платокоблака словно мысли плыли поверх головыраз в год сын писал из армии пару строкв разрушенной церкви на фреске сидел даниил пророки вокруг пророка молча ходили львы

«Распродадут за копейки. Выбросят на помойку…»

Распродадут за копейки. Выбросят на помойку.Затеют ремонт. Если хватит денег, то – стройку.Впрочем деньги кончатся до того, как поставят крышу.Хорошо, что не увижу. Еще лучше, что не услышу.Вещи срастаются с нами, становятся оболочкой,почтим их память пустой стихотворной строчкой.Наше жилище превращается в пепелище.Крышка цела, да прохудилось днище.Вещи прочнее нас. Им незнакома усталость.Их не возьмешь ни в могилу, ни, тем более, в старость.Щелчок, – и все превратится в имущество и наследство.Спасибо болезням и старости за ваше счастливое детство.

«Высокие горы, текучие воды…»

Высокие горы, текучие воды,лиловые буйволы тащат подводы,в подводах философы – гиблый товар.Один – слабосилен, второй – слишком стар,а третий не лучше подгнившей колоды,и всем им пора отвечать за базар.Цветы рядом с птицами. Рой насекомыхвесенним задиристым ветром влекомых,беззвучен, как весь этот странный пейзаж,за каждой подводою следует страж,он машет дубинкой, встречая знакомых.И в небе пустом закипает мираж.Драконы блестят золотой чешуёю,сравнимы с ужом и обычной змеёю,но крылья и лапы с густой бахромой,все так извиты, что не сыщешь прямой,а там, далеко, за великой стеноютуманы ложатся густой пеленой.Детали одежд прорисованы мелко.Вот подлинный свиток, а может – подделка.Китайский пейзаж, что китайский секрет.Работой и кровью невинной согрет,невинная кровь это лучшая грелка,багровой истории ласковый цвет.

«немного музыки умещалось на диске…»

немного музыки умещалось на дискевремен граммофонов и самоваровмузыка пряталась в треске и комарином пискежизнь похожа на лавку колониальных товаровпотому что это было время колонийи почтовые марки колоний ценились особои человек из будущего потустороннийпроизводил впечатление чудаковатого снобаникто не верил в машину времени это причудав граммофоны тоже не верили но иногда покупалина резных столах стояла фарфоровая посудаимператорского завода в просторном обеденном залеи человек из будущего сидел за столом среди прочихпил чай тонкий стакан серебряный подстаканники хозяйка ему отрезала лучший кусочекбелый пряник был вкусней чем медовый пряника машина времени запряженная бурой кобылкойстояла у входа и кучер поглядывал чаще строгоно иногда с милосердной и печальной улыбкойна мир в котором музыки помещалось немного

«В пространстве веры – пророки и мудрецы…»

В пространстве веры – пророки и мудрецы.А кто не пророк, не мудрец – сиди и молчи.В пространстве сказок – вампиры и мертвецы,не зная закона, свободно ходят в ночи,скребутся, как мыши, кричат, как сычи.А мальчику все равно – Бог накажет, черт приберет,с головой укрывшись, одолевает наследственный страх.Папы нет, мама где-то таскается, бабушка пьет,а когда он был мал – не пила, и носила его на руках.Жизнь всегда хороша на первых порах.Так получилось – ему не читали священных книг.А сказки читали, особенно на ночь, чтобы заснуть.Раз в месяц водили к доктору, то ушник, то глазник,потерпи, укол, не больно, еще чуть-чуть.Зайдем в магазин, куплю тебе что-нибудь.Покупали зайца и игрушечный пистолет —для охоты на зайца, чтобы зря не скакал.Зимой – одеяло ватное. Осенью – старый плед.Свет горит, но в лампочке слабый накал.Света мало, и мальчик тоже по-своему мал.

«известна пьеса. выучены роли…»

известна пьеса. выучены роли.суфлер забывчив – что поделать с ним?свобода воли есть свобода боли,которую мы людям причиним.в театре кресла с плюшевой обивкой,и занавес из бархата под цвет.и билетерша дарит нас улыбкой,фонарик наставляя в наш билет.в руке программка, свернутая в трубку.играет как всегда – состав второй.пришел черед отравленному кубку.отравленный клинок – не за горой.пора, мой принц! не слышно оркестрантов.в последний раз чуть дернулся кадык.Горацио встречает оккупантоврассказом о погибели владык.

«конь леченый…»

конь леченыйвор прощеный жид крещеныйодна ценаодна цена но какова онапотому что конь леченый лучше чем конь больнойразбойник прощеный Христом на крестелучше чем вор инойжид крещеный Сам Христос пришедший к реке Иордангде трижды водой окатил его пророк Иоаннстара поговорка но не повторяй ее мнеговоря о товаре подумай сперва о цене