К тому же мэтр найдёт ниточку этого запутанного дела и дойдёт до истины быстрее, чем рукодельница разберёт перепутавшиеся нити.

Но стоило мне войти к себе, как Офелия мрачно махнула перед моим носом листком-расписанием дел на сегодня. Заполненный мелким каллиграфическим почерком, он нагонял уныние. Всё было неинтересным. И только два пункта, которых там ещё не было, меня волновали необыкновенно.

— Сегодня у меня встреча с Викторианом! Наедине! — выпалила я, лихорадочно стягивая платье, — Офелия, сделай мне аромат! Такой, чтобы у нашего второго советника по магии закружилась голова!

— Я составлю. Лавандово-мятный, чтобы ты успокоилась и не забывала, что Викториан женат, — от Офелии повеяло не просто холодом, а морозом.

— Её любил, разлюбит и полюбит меня, — рассеянно улыбнулась я, а дальше слова вылетели прежде, чем я успела сообразить, что делаю, — тебя принц Гамлет из Династии Белых волков бросил, и теперь, по-твоему, все должны быть несчастными в любви, как ты!

— Вот как? — в прозрачных глазах Офелии показались слёзы. — Если я не…живая…то… мне можно вот такое в лицо сказать?!

Слёзы медленно покатились по пленительно красивым щекам призрака, и Офелия растворилась в воздухе, как туман от ветерка.

— Аромат мне очень нужен! — крикнула я.

Но тишина в ответ стала звонкой.

Раскаяние накрыло меня через несколько судорожных вздохов. Но я молча продолжала глупо надеяться, что Офелия простит мне горячность, сама по себе. В конце концов, ей не меньше трёхсот лет. Она старше! И должна быть умнее!

— Офелия, — я прислушалась, тишина тоже, вроде, насторожилась, — ты, папа, Финист — вы моя семья. Прости меня, Офелия, — искренне сказала я.

Стало ещё тише. На стене между двумя белыми шкафами-пеналами появилась наледь, которая таяла, словно плакала, крупные капли горькими слезами катились по белому шёлку. Мне послышались тихие рыдания.

— Офелия, — я сделала вид, что ничего не замечаю, — столько дел. В три я поеду в лавку «Магические сувениры», чтобы заказать платье к открытию турнира. Из цветов. И сейчас на встречу с Викторианом я надену свой походный костюм. И красиво, и удобно. Где-то он у меня тут припрятан в шкафах.

Я распахнула дверцы и вытащила чёрную шёлковую рубашку со свободными рукавами и романтичным воротником, тёмный корсаж, узкие брючки и тонкие кожаные сапожки с каблуками. В другом шкафу я нашла алый тёплый плащ, короткий и очень красивый, и шляпу точно такого оттенка, сделанную по подобию мужских, но с моим золотым пёрышком на удачу за парчовой лентой. Я вдохновенно оделась, поправила локоны, зеркало изо всех сил льстило мне, и я впервые соглашалась с ним: прекраснее, чем теперь, я не была никогда.

Часики на руке показывали без четверти двенадцать: пора идти.

— Офелия, пожелай мне удачи! — тихо сказала я.

Ответа не последовало. Потом, когда я уже стояла у двери, что-то громко звякнуло, и на зеркальном столике появился флакон с треугольной сиренево-дымчатой крышечкой.

— Лаванда? — спросила я у пустой комнаты, но всё-таки открыла флакон.

Это был запах лета! Детства! Счастья! Тонкий аромат цветущей липы переплетался с морозной свежестью и пряными медовыми оттенками.

Офелия простила меня!

— Благодарю тебя, моя дорогая Офелия! — продолжала я непринуждённо беседовать с пустотой. — Знаешь, если я буду благоухать так искристо, мне надо заколоть плащ маминой брошью из золота и рубинов.

Я достала бархатную коробочку из клубка шёлковых платков, на чёрном атласе лежала моя любимая брошь — изящная золотая лента, завязанная красивым бантом, с рубиновыми инициалами мамы: «Б-П». Я скрепила брошью плащ у воротника, и тут передо мной возникла ещё одна бархатная коробочка чуть побольше.

— К этой броши в пару был заказан аграф для шляпы. Его потеряли очень давно, а я отыскала, — Офелия не смотрела в мою сторону, взгляд её прозрачных прекрасных глаз был устремлён в окно, — Удачи, Саша, ты мне ведь тоже… как… семья, — привидение исчезло, оставив шлейф изморози на полу и стене.

Я прикрепила аграф к золоту ленты. Это было… удивительно! Будто свершится чудо, и я тоже найду свою пару.

Милая моя Офелия! Если бы я могла её обнять! Больше никогда не скажу ей ни одного неприятного слова!