Красивая секретарша, хлопает, как рыбка-гуппи, губищами, что-то бормочет, пытается задержать.

Ребята ее блокируют, а мы сразу в кабинет директора.

Все просто. Схема отработана до мелочей и вообще не оригинальна. Голая сила, наглость и нахрап. Все, как совсем недавно, еще пять лет назад. Сейчас такое, конечно, встретишь, но уже не так часто. Все стали, типа, цивилизованные.

Витя глупо моргает белесыми ресницами, краснеет, бледнеет… И без слов все подписывает.

Я удивляюсь, как все легко прошло, никаких воплей, никаких слез.

Что-то шучу даже, на отходняке.

А потом начинается маски-шоу.

И, сука, очень качественное.

Настолько, что мои ребята, кто дергается невпопад, получают пули. Боевые. И никаких предупредительных выстрелов и тройных поклонов с подскоком, как это должно быть. Все резко и жестко. Уже по одному этому понимаю, что не местные. Не наши. Значит, либо Витя сгонял в столицу раньше, подсуетился, либо… Либо меня подставили. Оба варианта херовые. Я не дергаюсь, ловлю взгляд Васи, полный досады и понимания ситуации.

Он как раз диплом в этом году должен был получить.

Когда нас ведут в машину, я поворачиваюсь и долго смотрю на Витю. Так, что он из красно-белого становится зеленым.

Да, сука, ты все правильно понимаешь. Все правильно.

На допросе становится совершенно понятно, что по нам работают столичные. Гастролеры, мать их.

Значит, скорее всего, первый вариант. Но и второй не исключается.

Я понимаю, что мне светит, а потому спокоен. Раз столица, то не рыпнешься. Надо вывести ребят из-под удара. Хоть кого-то. И надо…

Сука, надо как-то сообщить Шипучке.

В комнате с белым потолком… (с)

Комната — белым, простыни — красным.

Где ты? Зачем я? Как теперь жить?

Плакать — не стоит. Слезы — напрасны.

Это — как рана. Будем лечить.

Лечим — делами. Лечим — работой.

Лечим — и верим, все будет так.

Где ты? Не важно. Где ты и кто ты —

Это — пустое. Это — пустяк.

М. Зайцева.

Я прихожу в себя в больничной палате в гинекологии. Смотрю в потолок. Зайчики прыгают. Блеклые какие-то. Серые.

Голова кружится. Болит. Только голова, слава Богу. Не знаю, как бы я вынесла, если б болело еще и там…

Чувствую себя странно. Словно лечу куда-то, и в то же время грудь давит. Наверно, это от наркоза. Наверно, пройдет.

— О, пришла в себя!

Резкий голос.

Тяжело поворачиваю голову.

Рыжеволосая девушка, грызет яблоко, смотрит на меня.

— Ты как? Врача позвать?

— Не… — облизываю сухие губы наждачным языком. — Пить…

— Сейчас…

Она суетится. Прикладывает кружку к моему рту. Я пью, закашливаюсь, и наконец-то чувствую боль в низу живота. Тупую. Тяжелую. Давящую. Она даже не в низу живота. Она в голове. Шибает сразу и сильно.

Я отталкиваю кружку, сгибаюсь, валюсь на бок. И вою. Мне кажется, что вою. Но на самом деле, я просто сиплю, тихо, беззвучно практически.

— Эй, ты чего? — пугается рыжеволосая, — больно?

Она выбегает из палаты и скоро возвращается с медсестрой.

— Ну, чего ты сипишь? Больно? Где?

Я не отвечаю. Я уже успокоилась. Наверно.

— Давай-ка успокаивающее тебе кольну. Полегче будет, поспишь. Хотя, не надо бы, после наркоза…

— Кольните мне что-нибудь, пожалуйста. Не хочу помнить…

Она что-то бормочет, протирает ягодицу ваткой, колет.

И я проваливаюсь в забытье. Сладкое такое. Теплое. И словно в прошлое попадаю. Недавнее, счастливое.

Там Олег гладил мне живот. Водил гулять по набережной Невы. Целовал. Любил ночами так долго и нежно, что сердце останавливалось от счастья.

И говорил про наше будущее. Тоже счастливое.

Работа, достаток, летом в Италию.

Или хочешь в Грецию, Ольк?

А можно и Болгарию. Как раз на солнышке пузико погреешь…

А я, счастливым болванчиком, кивала и кивала.

Да, конечно. Италия. Или Греция. Или Болгария. Главное, с тобой. Главное, вместе.

В консультации врач спрашивала про семейное положение. Кивала, когда я говорила, что скоро свадьба. Немного хмурилась на анализы, еще рано что-то прогнозировать, но надо поберечься.