Я не говорила Олегу, это же ерунда. Конечно, поберегусь. И его поберегу.

Я как раз на работе была, когда позвонили.

Перед этим Олег пропал.

Уехал утром от меня, обещал вечером приехать.

И все.

И пропал.

А я столкнулась с тем, что очень мало, оказывается, знаю о своем женихе. Например, я не знаю адрес его офиса. И его рабочий номер.

И номер Васи.

И вообще… Господи, да я даже фамилию его не знаю!

Оля! Ты же замуж собралась! Ты же ребенка от него ждешь! Оля! О чем ты думала?

Эти вопросы возникали в голове фоном. Глупым, раздражающим.

Основное было не там.

Основное было — где он? Что с ним? Почему пропал?

На следующий день у меня был выходной, поэтому я нервно прыгала по квартире. И решала — идти в милицию, или нет?

У него — прошлое. Он и не скрывал, рассказывал мне много чего о себе. Гибель родителей. Бабушка. Ее смерть. Детский дом. Первый срок, как он говорил, «по малолетке». Это значит, до восемнадцати. Он мне показывал наколку, которая символизирует это. Роза за решеткой. Говорил, что еще на пальцах многие колют, но он не захотел. На пальце у него только две наколки: белый крест на темном фоне — это второй срок, в Питерских Крестах, и еще знак того, что он — серьезный человек в своем кругу — перстень с шахматной короной.

Олег не говорил, за что конкретно сидел, и чем конкретно занимался до того, как со мной встретился. Я и не расспрашивала. Слушала, что рассказывал, иногда задавала вопросы. Но сама не лезла. Мне почему-то казалось, что о таких вещах человек должен сам говорить. Когда посчитает нужным.

Для меня было достаточно того, что он пообещал, что больше не будет связываться с чем-либо незаконным. Я знала, что он говорит правду. Я это чувствовала. И я ему верила.

Поэтому, когда он пропал… Первая мысль была о том, что что-то случилось с ним нехорошее. Беда какая-то.

И в то же время я понимала, что поход в милицию ничего не даст. И как раз с ужасом осознала, что мне даже идти не с чем!

Ни фамилии, ни адреса, ничего!

Лишь кольцо на пальце и его ребенок в животе!

Мы даже заявление только еще собирались подавать, выбирали время!

Да надо мной просто посмеются, когда приду с заявлением!

Людям же не расскажешь, как это на самом деле у нас! Не объяснишь, что бывает и не до фамилии. И не до адреса. Мне вот ни до чего было. Настолько счастлива была, настолько беззаботна.

Вечером следующего дня я вышла на смену.

На нервах сильно болел живот, кружилась голова, вообще, состояние было каким-то плывущим, странным.

Я понимала, что надо сидеть дома, и в то же время была рада работе. Невозможно сидеть в четырех стенах и сходить с ума!

Телефон, против правил, взяла с собой, сунула в карман формы.

И как раз мерила давление постоянной пациентке, к которой мы стабильно раз в два дня выезжали, когда услышала мелодию. И не поняла даже, что это у меня.

Сняла манжету, записала показания.

Мелодия все звучала.

— Мне кажется, это у вас что-то звенит, — поджала губы пациентка и неодобрительно покачала головой, когда я достала телефон, — а говорят, у врачей денег нет… Вон, какие игрушки себе покупают.

А я смотрела на незнакомый номер и пыталась заставить себя открыть крышку.

Встала, вышла в коридор, оставив медсестре заботу о пациентке.

— Оля, это Вася, — голос Васи, густой и низкий, я узнала сразу. И сердце остановилось. Он помолчал. Словно ждал от меня хотя бы «Да». Но я не могла. Просто не могла ничего сказать. Голоса не было. — Оль… — не дождавшись, он продолжил, — слушай… Ты не волнуйся только… Олег… Его арестовали.

У меня просто в ту же секунду подкосились ноги, и я упала на табуретку в чужой прихожей. В голове тяжело билась кровь, и была только одна мысль: «Живой. Господи, он живой!»

А Вася, услышав мой судорожный выдох, торопливо продолжил:

— Оля, все нормально, все хорошо, ты не волнуйся только, Оль… Это недоразумение, он скоро приедет… Все будет хорошо…

— Где он? Куда забрали? — я сама удивилась, что голос-то у меня звучал вполне спокойно. Нейтрально, вот. Как у куклы говорящей. Или у робота.

— Он в Крестах. Но туда не надо приезжать.

— Хорошо. Где я могу… Вася, я…

Я даже не смогла нормально ничего сформулировать. Начала неожиданно задыхаться, сердце застучало сильно и больно.

— Вася…

— Оль, Оля! Оля! Ты чего? Ты дома, Оль? Я приеду! — бился взволнованно в трубке Васин низкий бас.

— Я на работе… Утром буду дома… Приезжай…

Я положила трубку. Посидела. Как-то совершенно бездумно. А потом встала и пошла к пациентке, уже что-то выговаривающей медсестре капризным тоном.